Вскоре явился Крюнкель Шпунк и принялся строгать, пилить и клеить. Поднялась приятная осмысленная суета, тонкие завитушки стружек были хороши для растопки печек, уныние отступило, и Рэтфорд Шванк почувствовал, что радость и покой вновь вернулись к нему».
«Это произошло в незапамятные времена в дальних краях, где тёмная сирень господствует над душами людей, и соловьиная песня в майских сумерках звучит глухо, едва пробивая себе дорогу в густом запахе страшных ночных цветов. Туман колыхался и вскипал под лунным светом, жадные травы пили росу, и усталые звезды уходили во влажный лес на западной стороне земли, где бледные орхидеи гибли в ольховых корнях, и пни шевелились в предрассветном мороке.
Беда и опустошение грозили деревне, что стояла у самого края столетнего бора. Свирепые косматые видлумы окружили деревню с трёх сторон, бежать можно было только в болотные топи, но это было ещё хуже, чем встретить беспощадных жестоких врагов лицом к лицу. Видлумы надвигались на деревню, переговариваясь между собой дикими каркающими окриками, и их звериные шкуры уже мелькали возле дальних сараев среди щавеля и бузины. И не осталось бы от деревни возле бора ни следа, ни памяти, как и от многих других селений, если бы не терновые кусты. Колючие непролазные терновые кусты, переплетённые ежевикой и шиповником, неожиданно выросли на пути врагов с такой быстротой, что ни один злобный видлум не сумел сквозь них пробраться. Дикие пришельцы попытались прорубить в терновнике проход, но колючие ветки разрослись ещё гуще прежнего, и когда взошло солнце, покрылись белыми цветами необычайной красоты. К середине дня видлумы, недовольно переругиваясь, ушли, и больше их никто не видел.
Люди, избавленные добрым терновником от нашествия неприятеля, заключили с терновыми кустами договор: жители деревни торжественно пообещали, что всегда, во веки веков, будут помнить о своем спасении, будут ухаживать за терновником, и позволят тёрну расти там, где тому вздумается и захочется. Долгие годы, из поколения в поколение, договор неукоснительно соблюдался. Терновник был окружён любовью и почётом: его пропалывали и поливали. Терновые кусты в ответ вели себя сдержанно-благородно. Они не заполонили собой всё пространство, старались не мешать людям, и радовали всех чудесной красотой синих ягод. Они были прекрасны.
Так продолжалось чуть не целую тысячу лет, и, может быть, продолжалось бы ещё долгие-долгие века. Но однажды со стороны старого бора в деревню вошёл путник. Пришелец был вида обыкновенного: возраста не имел, среднего роста и одет был неброско. В руках он держал вяленую барабульку, глаза скашивал вбок и почёсывался при ходьбе. Человек этот остановился возле крайнего дома, чтобы поговорить с рыжеволосой девочкой, которая играла со своим братом в рыцаря и колдунью. Поговорив с рыжей колдуньей и ещё сильнее скосив глаза, человек ушёл, начертив барабулькой в воздухе тайный знак. Человек ушёл, и всё вроде бы осталось прежним, но с этих пор какая-то прихотливая жадность овладела сердцами обитателей терновой деревни. Людям стало казаться, что жить им надо попросторнее, и нехорошие искорки стали вспыхивать в глазах поселян, когда они смотрели на заросли терновых кустов. Словом, тёрн им начал мешать, его цветы раздражали, терновое варенье сделалось слишком терпким, а если случалось кому ненароком поцарапаться колючим шипом, то говорили об этом как о серьёзном происшествии. За терновыми кустами перестали ухаживать, огородили штакетником и пугали ими маленьких детей перед сном.
Однажды прекрасным летним днём жители деревни как будто бы решили заняться заготовкой дров и привезли из леса груды сухого хвороста, который сложили вокруг терновых кустов, а потом взяли да и подожгли. Благородный тёрн не ожидал такого коварства. Терновник был возмущён предательством своих друзей, которые решили его сжечь; негодование терновых кустов было безмерно, они были оскорблены и раздосадованы.