– Должно быть, это оказалось весьма забавным, – сказал я.
– Они колотили меня в темноте. Они поднимали с пола постель и вытряхивали меня из нее. Они поворачивали краны в душе, так что я едва не ошпарился. Они наполняли мои чашки мочой. Через неделю я едва не сходил с ума. Раздражение и недоверие сменились безнадежным отчаянием. Прямо перед моим носом слетали со стола тарелки. В ушах звенели колокольчики. Бутылки падали с полок и разбивались. Куда бы я ни пошел, повсюду меня преследовали темнолицые существа.
– Ты знал, что все это было делом рук той женщины?
– Поначалу не знал. Но в конце концов Карлос не выдержал и признался во всем. Его мать обещала снять проклятье только после моего отъезда. И я уехал в ту же ночь.
Изможденный, близкий к безумию, я вернулся в Лондон. Но и здесь не избавился от кошмара – они последовали за мной. Все началось заново, теперь уже в Тальбот-мэнор. Хлопали двери, двигалась мебель, в помещении для слуг постоянно звонили звонки. Все сходили с ума. А моя мать… Моя мать, надо сказать, увлекалась спиритизмом и частенько посещала сеансы лондонских медиумов. Она и пригласила агентов из Таламаски. Я все им рассказал, и они принялись объяснять мне, что такое спиритизм и кандомбле.
– Они изгнали демонов?
– Нет. Но после недели напряженных исследований в библиотеке Обители и долгих бесед с теми несколькими агентами ордена, которые побывали в Рио, я смог сам справиться с демонами. Все были очень удивлены. Потом я объявил о своем решении вернуться в Бразилию, и они изумились еще больше. Меня предупредили, что эта жрица достаточно могущественна, чтобы убить меня.
– Именно в этом и дело, – ответил я. – Мне самому нужна такая власть. Я собираюсь пройти у нее обучение. Она станет моей наставницей. Меня умоляли не ездить. Я сказал, что по возвращении представлю им письменный отчет. Ты понимаешь мои чувства. Я стал свидетелем работы невидимых сил. Я чувствовал их прикосновения. Я видел, как они швыряют в воздух предметы. Я полагал, что передо мной открывается мир невидимого. Я не мог не поехать. Нет, никто не в силах был меня отговорить. Никто и ничто.
– Да, понимаю, – сказал я. – Это казалось тебе не менее увлекательным, чем большая охота.
– Совершенно верно. – Он покачал головой. – Вот это были времена! Наверное, я думал, что раз война не убила меня, то ничто не убьет. – Внезапно он углубился в воспоминания и, казалось, начисто забыл обо мне.
– Ты встретился с той женщиной?
Он кивнул.
– Да, и при личной встрече произвел на нее впечатление. К тому же я выложил ей такую сумму, о какой она и мечтать не смела. Я заявил о своем желании стать ее учеником. Я на коленях клялся, что хочу учиться, что не уеду, пока не проникну в эту тайну и не узнаю всего, что только возможно. – Он усмехнулся. – Думаю, до тех пор эта женщина никогда не сталкивалась с антропологами, даже с любителями, а я, полагаю, был из этой породы. Так или иначе, я провел в Рио целый год. Поверишь ли, то был самый замечательный период в моей жизни. Уехал я только потому, что понимал: если не уеду немедленно, то не уеду никогда. Англичанин Дэвид Тальбот перестанет существовать.
– Ты научился вызывать духов?
Он кивнул. Он снова углубился в воспоминания, но возникавшие перед его мысленым взором образы оставались мне недоступными. Он выглядел взволнованным и немного расстроенным.
– Я все изложил на бумаге, – наконец сказал он. – Это есть в архивах Таламаски. За прошедшие годы многие, очень многие прочли мои записки.
– И у тебя не было искушения их опубликовать?
– Это невозможно. Таковы законы Таламаски. Мы никогда ничего не публикуем для широкой аудитории.
– Ты боишься, что зря потратил свою жизнь, да?
– Нет, поверь мне, нет. Хотя то, что я говорил раньше, правда. Я так и не сумел постичь тайны мироздания. Я даже не сумел превзойти тот уровень, которого достиг в Бразилии. О, потом было множество шокирующих открытий. Помню ночь, когда я впервые прочел документы, касающиеся вампиров, – я отнесся к ним с недоверием. А чуть позже я спустился в подземелья и нашел доказательства… Но в конечном счете это ничем не отличалось от кандомбле. Мне удалось проникнуть в тайну лишь до определенных пределов.
– Понимаю, Дэвид, не сомневайся, – миру суждено оставаться загадкой. Если и существует какое-то объяснение, нам не удастся на него наткнуться, в этом я абсолютно уверен.
– Думаю, ты прав, – грустно ответил он.
– А я думаю, ты больше боишься смерти, чем готов признать. Со мной ты гнешь линию упрямства и морали, и я тебя не виню. Может быть, ты действительно достаточно стар и мудр, чтобы знать, что не хочешь становиться таким, как мы. Но не воображай, что смерть готова предоставить тебе все ответы. Подозреваю, что сама по себе она ужасна. Ты просто перестаешь существовать, и нет больше жизни, нет возможности вообще что-нибудь выяснить.
– Нет, Лестат, в этом я не могу с тобой согласиться, – сказал он. – Никак не могу. – Он вновь бросил взгляд на тигра и добавил: – Кто-то придумал эту страшную симметрию, Лестат. Должен был придумать. Тигр и агнец… само по себе так получиться не могло.
Я покачал головой.
– Сочинение этого старинного стиха, Дэвид, потребовало больше разума, чем сотворение мира. Ты говоришь как приверженец епископальной церкви. Но я понимаю твою мысль. Во всем этом что-то есть! Не может не быть! Столько утраченных фрагментов. Чем больше об этом думаешь, тем большее число атеистов начинают казаться религиозными фанатиками. Но я считаю, что это заблуждение. Это всего лишь процесс – и ничего больше.
– Утраченные фрагменты! Ну конечно! Представь себе на минуту, что я создал робота, точную копию самого себя. Представь себе, что я дам ему все энциклопедии, полные информации, – запрограммирую его мозг. И что же? Наступит момент, когда он придет ко мне и скажет: «Дэвид, а где остальное? Где объяснение?! Как все началось? Почему же все-таки грянул гром? Что именно произошло, когда минералы и прочие инертные вещества внезапно слились в органические клетки? А как же огромный провал в истории ископаемых?» Это не более чем вопрос времени.
Я восхищенно рассмеялся.
– И мне придется признаться бедняге, – закончил он, – что никакого объяснения не существует. Что у меня нет утраченных фрагментов.
– Дэвид, их ни у кого нет. И не будет.
– Ты уверен?
– Так вот на что ты надеешься? Вот почему ты читаешь Библию? Ты не смог раскрыть оккультные секреты вселенной и поэтому вернулся к Богу?
– Бог и есть оккультная тайна вселенной, – задумчиво произнес Дэвид; его лицо утратило напряженное выражение, разгладилось и стало почти молодым. Он пристально разглядывал бокал в своей руке – быть может, наслаждался игрой света в гранях хрусталя. Не знаю… Я ждал, что он скажет.
– Мне кажется, ответ можно найти в Книге Бытия, – откликнулся он наконец. – Да, думаю, там.
– Дэвид, ты меня поражаешь. Вот и говори об утраченных фрагментах! Книга Бытия и есть скопище фрагментов.
– Да, но толковать фрагменты должны мы сами, Лестат. Бог создал человека по своему образу и подобию. Подозреваю, что ключ именно в этом. Ведь никто не знает, что это значит на самом деле. Евреи не считали Бога человеком.
– И где же здесь ключ?
– Бог – созидательная сила, Лестат. Мы тоже. Он сказал Адаму: «Плодитесь и размножайтесь». Этим и занимались первые органические клетки, Лестат, – плодились и размножались. Не просто меняли форму, но воспроизводили сами себя. Бог – созидательная сила. Посредством деления клеток он создал из самого себя вселенную. Вот почему дьяволов переполняет зависть – я говорю о злых ангелах. Они лишены созидательной способности, у них нет тел, нет клеток – только дух. И подозреваю, что это не столько зависть, сколько своего рода подозрение – что Бог совершил ошибку, настолько уподобив Адама самому себе и тем самым допустив возникновение еще одной созидательной силы. Я имею в виду, что ангелы, возможно, чувствовали, что физическая вселенная с воспроизводящимися клетками – это уже плохо, но мыслящие, говорящие существа, способные плодиться и размножаться… Вероятно, их привел в ярость эксперимент в целом. Вот в чем их грех.