Логично предположить, что в этот период зороастрийская юридическая традиция не создала каких-либо новых и оригинальных идей по сравнению с предыдущим периодом, поскольку в централизованном государстве, каким и была империя Ахеменидов, не было необходимости в ином, кроме самого государства, источнике права. Функцией религии было освещение уже действующего права, а не создание нового. Для освящения же существующей правовой системы зороастризма было, видимо, вполне достаточно уже имевшихся идей (о добром и могущественном правителе; о необходимости воздерживаться от преступления и т. д.).
Зороастрийские жрецы сильно пострадали от воинов Александра Македонского, поскольку оказали им крайне ожесточенное сопротивление. Не в пользу зороастрийского жречества складывалась ситуация и при преемниках Александра, которые также не нуждались в сильном клане потомственных жрецов и покровительствовали — уже без всякой монотеистической «диеты» — всем культам и конфессиям, и прежде всего эллинским. Македонские завоеватели, вступив в конфликт с зороастрийским духовенством еще в период завоевания, так и не смогли наладить хорошие отношения с кланом жрецов.
Естественно, что в эти тяжелые для зороастризма времена не мог не задаваться вопрос о причине и источнике существования такого количества зла в этом мире и о совмещении его существования с верой во всемогущество Ормазда. Так возник дуалистический вариант зороастрийского права, который иногда ошибочно отождествляют со всем содержанием данного учения. Источником зла в мире объявляется Ариман, который превращается в силу, равную по своему могуществу Ормазду. Если в Гатах Ормазд является верховным богом и с Ариманом борется не он сам, а созданные им благие божества, то по учению, зафиксированному в Видевдате, Ормазд опущен на один уровень теологической систематики ниже и вынужден лично тягаться в схватке добра и зла.
Видевдат — памятник зороастрийского права, свидетельствующий о жесткой регламентации жизни общины в период потери зороастризмом статуса государственной религии, а самими зороастрийцами — поддержки со стороны государства. Поэтому многие правовые положения Видевдата близки аналогичным положениям, сформулированным в Пятикнижии, которое составлялось также в период обособления общины религии Яхве.
Вместе с тем правовые положения Видевдата носят гораздо более светский, земной характер. Хотя и в Пятикнижии, и в Видевдате законы представлены как откровение Бога, исследователи отмечают различие в самом характере этого откровения. На самом деле в Библии нет беседы между Богом и законодателем: законы спускаются не как ответы на вопросы, и Бог дает приказы, а не ответы. В Видевдате причиной законов является не воля Бога, а воля человека. Закон — это вопрос к Ахура Мазде.
Несмотря на религиозный характер зороастрийского права, в нем в не меньшей степени, чем в римском, формируются и утверждаются принципы прав личности независимо от этнической принадлежности, веры, возраста, пола и сословия. Не случайно исследователи отмечают, что зороастрийские законы подчеркивают свободу воли людей.
Теперь, после того как достаточно сказано о развитии зороастрийского права, креативном типе религиозного права, к которому оно принадлежало, и адаптивном типе, от которого оно полностью отличалось, можно проанализировать его связь с другими религиозно-правовыми системами доисламской Центральной Азии. Эта связь означает не только влияние на них зороастризма (например, в случае буддизма о таком влиянии говорить весьма проблематично), но и принадлежность к одной с зороастризмом правовой традиции Центральной Азии доисламского периода, традиции, в свою очередь локализованной между двумя противоположными религиозными моделями права: креативной и адаптивной. В таком случае из религиозно-правовых систем, распространенных в Центральной Азии в тот период, наиболее близкой к креативной модели является иудаизм, далее, в меньшей степени, христианство, еще менее — манихейство, и, наконец, буддизм уже полностью относится к адаптивной модели.