На Востоке сохранение и восстановление гармонии в отношениях между людьми, человеком и природой признавалось существенно более необходимым, чем уважение к «искусственно придуманному» закону или «абстрактному» праву. Последнее выполняло большей частью орнаментальную роль: человеку не полагалось настаивать на своих правах, ибо долг каждого — стремиться к согласию и забывать о себе в интересах всех. В Античности же царило убеждение (впоследствии его унаследовала Европа, все страны континентальной правовой системы) в том, что высшая справедливость коренится именно в законе, что право является искусством добра, равенства и справедливости.
На Востоке политическая мысль застыла, не сформировавшись, поскольку застыло все, оставаясь неподвижным, стабильным, консервативным, закрытым: от политики автаркии, «глухих» границ до «закрытой», иероглифической письменности. Зашифрованность средств выражения вела к стратагемности мышления, а подчеркнутое почитание, уважение к старшим — к культу предков, невозможности им «прекословить», менять порядки, введенные «от века». В античных странах все в движении, очевидна динамичность государственных форм, политико-правовых отношений, законодательства; все открыто, законопослушание и высокий уровень правосознания — норма жизни, пиетет и благоговение вызывают не седины и борода (хотя и, так сказать, геронтофобией не страдали), а закон; отношения, основанные на неравенстве (старший — младший, воспитатель — ученик, сановник — подчиненный), сменяют общение равных, дружба; пассивная, безропотная почтительность уступает место самостоятельности и инициативности, целой гамме настроений, где существуют насмешливость и ирония, критичность и возражение, сомнение и восхищение. Состязательность, дискуссионность обеспечивали диалогичность и открытость мышления — необходимые условия развития и распространения политической культуры.
Самобытность и исключительная плодотворность форм политической жизни в Античности основывались на собственном, принципиально отличном от Востока типе цивилизации — не письменно бюрократической, а устной, оро-акустической (от лат. orare — говорить, греч. αϕουστεομ, — слушать). Отсюда проистекает оригинальная, неповторимая природа древнегреческой демократии, которая и могла-то зародиться только в Элладе. До сих пор вызывают удивление и восхищение ее благородные идеалы и принципы, прямой и непосредственный характер, всеобщее участие в принятии политических решений, в государственном управлении, равноправие в самом что ни на есть широком смысле: например, исономия — равное для всех право выдвижения законопроекта, исэгория — равное для всех граждан право выступать в Народном собрании, исократия — равновластие, равноправность во всех смыслах. Можно перечислять целый ряд правомочий и обязанностей, оставшихся немым укором в понятиях и терминах, о которых в условиях «прогрессивной» и «развитой» демократии начала XXI в. и не помышляют.
Если брать понятийную, терминологическую сторону вопроса, то можно сделать вывод о «весомости» вклада мыслителей Востока и античного Запада. Воспользуемся на этот счет размышлениями Гегеля, не допускавшего легковесных и поверхностных суждений. В заслугу китайской и индийской философской мысли он поставил разработку категории «ничто». Древние же греки оказываются далеко впереди в осмыслении понятийного аппарата общественно-политической, правовой и философской науки. Так, во взглядах Парменида впервые формулируется понятие «бытие» в смысле чистого мышления, что послужило начальным этапом развития логической науки. Категория «становление» связана с разработками Гераклита; категория «для-себя-бытие» (так ее называет Гегель) — с атомистикой Демокрита; категория «количество» ввел Пифагор; понятие «мера» — Протагор; категория «сущность» раскрывается в работах Платона; категория «понятие» — в трудах Аристотеля; философия стоиков, скептиков, эпикурейцев соответствует понятию «субъективность»[19]. С полным основанием сказанное относится к политико-юридическим терминам в самом строгом смысле слова: «государство», «политика», «право», «справедливость», «закон», «демократия» и т. и., без чего немыслимо представить ни нынешнюю политико-правовую мысль, ни государственную деятельность, ни юридическую практику.