Впрочем, количественная сторона не исчерпывает вопроса, сейчас можно оценить и качество античного наследия. Здесь уже другой классик современной социологической и культурологической мысли П. А. Сорокин с помощью собственной методики статистической оценки менталитета и влияния на его развитие идей тех, чей вклад наиболее значителен, приходит к красноречивым результатам. По индексной оценке (от 1 до 12 баллов) влияния философии первый ряд (12 балов) заняли Платон, Аристотель и их последователи: Плотин, Блаженный Августин, Фома Аквинский. Любопытно, что представители следующей за ними группы — К. Маркс, Г. Гегель, Дж. Локк, Р. Декарт, Д. Юм — получили по 8 баллов[20].
Самыми восторженными оценками непреходящего значения всего созданного творцами древнегреческой науки и культуры можно заполнить не одну страницу. На такой позиции стояли видные представители разных стран и эпох, различных идеологий и направлений научной мысли: и русский энциклопедист-академик В. И. Вернадский, и немецкий физик В. Гейзенберг, и английский философ Б. Рассел, и французский политолог Р. Дебре. Представляется уместным вспомнить классиков прошедшей эпохи, призывавших чаще возвращаться «к достижениям того маленького народа, универсальная одаренность и деятельность которого обеспечили ему в истории развития человечества место, на какое не может претендовать ни один другой народ»[21].
Насколько очевиден факт, что античная Греция есть родина политико-правового знания, настолько же неочевидны обстоятельства, сделавшие ее таковой. В мире много загадок, и легковесная уверенность в их непременном познании едва ли уместна. Таинственно зарождение жизни в неорганической среде, возникновение сознания у человека. Причины появления именно таких государственно-правовых, политических учений именно в данном месте, в данное время и у данного народа скрыты от нас. Остается, не впадая в агностицизм, вспомнить известную в науке максиму «ignoramus et ignorabimus» — «не знаем и не узнаем». Хотя попытки, и, как показывает время, безосновательные, выстроить исчерпывающий перечень таких причин или даже свести их к одной экономической первопричине предпринимались.
В недалеком прошлом официальная идеология настойчиво насаждала тезис о том, что экономика, господствующая форма собственности являются альфой и омегой человеческого бытия, определяя в конечном счете все на свете, включая право, правосознание, правовое общение людей, их мысли. Всемерно поддерживался тезис о том, что способ производства, хозяйственная деятельность дают непосредственный толчок наукам, формируя их предмет и направленность. Проблема становления политико-правовых учений, не раскрывшая до сих пор всех своих тайн, заставляет основательно усомниться в ценности бытовавших idoli theatri («призраки театра», Ф. Бэкон).
Возвращаясь к предпринятому сопоставлению, заметим, что никакой даже самый тщательный сравнительно-исторический подход не дает ни малейших оснований для известного «европо/западоцентризма», которым иногда грешат учебники по истории политических и правовых учений. Нельзя утверждать и некий приоритет западной политико-правовой и философской мысли над интеллектуальным наследием Востока[22]. В нашем случае данную позицию вполне убедительно подтверждает исторический феномен эллинизма. Мощное влияние античных идей с Запада и продвижение непобедимой конницы Александра Македонского натолкнулись на стойкий идейный потенциал Востока. Воздействие греческой системы взглядов на мир с ГУ в. до н. э. А. Тойнби называет «резким», «культурной агрессией»[23].
Однако точка зрения М. Э. Поснова представляется более взвешенной. «Восток, — пишет он, — хотя уже и дряхлый, все же нашел в себе достаточно сил, чтобы не подчиниться греческому духу, а, при взаимном влиянии, объединился с ним в эллинизм»[24].
20
См.: Разумович Н. Н. Политическая и правовая культура. Идеи и институты Древней Греции. М., 1989. С. 3.
24
Поснов М. Э. Гностицизм II века и победа христианской церкви над ним. Киев, 1917. С. 1-2.