Если Нарушевич в своей истории взял в качестве проводника Длугоша, то и Альбертранди11, Голембиовский12 и Немцевич13 почти раболепно придерживались того же Длугоша или Гейденштейна14, а Богомолец15, Краевский16 и Квятковский17 вообще переписывали живьем Гейденштейна или Коховского18, пренебрегая критикой и изучением источников.
Одновременно образовательная цель, стоявшая у Нарушевича на заднем плане, у его преемников стала выходить на передний план, сводясь к почитаемой декламации и фразеологии. При этом полностью игнорировалось правление обоих Сигизмундов Ягеллонов как эпоха религиозной Реформации. А ведь эта эпоха является для любого историка предметом весьма щекотливым, и не случайно при рассмотрении истории нашего упадка, начиная с конца XVII века, к ней обращались иностранцы, среди которых следует упомянуть Койра19, Сальванди20, Рюльера21 и Феррана22.
В те времена Ежи Бандтке23, получивший образование в немецкой школе, написал учебник по польской истории24, но его далеко обогнали по популярности «Исторические думы» Юлиана Немцевича25, представлявшие собой своего рода поэтическую хрестоматию по польской истории, понимаемой со стороны исключительно декоративно и морально. Эта книжечка раскупалась практически нарасхват.
В результате украшательство и морализация стали вытеснять беспристрастный исторический анализ и правду истории, которые уступили место бесчисленному множеству исторических драм и эпопей, открываемых нам через дошедшую до нас псевдоклассическую поэзию. Мы воспаряли над большими событиями прошлого, искали в нем преимущественно отдельных королей, гетманов, епископов, поднимали их на искусственный пьедестал величия, как в злых, так и в добрых делах. Одних мы любили и боготворили, других осыпали проклятиями, уважая главным образом исторические традиции, связанные с той или иной исторической личностью. И горе было тому историку, который, хотя и с документами в руках, эту традицию пытался переменить или, что еще хуже, очернить.
Не осознавалось и значение великих переворотов, служивших своеобразными социальными и политическими вратами, сквозь которые проходил народ, и все его деяния освещались только светом XVIII века. История же Польши была механически поделена на три периода: пястовский, ягеллонский и выборной монархии. Всю же вину за несчастья и падения возложили на плечи отдельных козлов отпущения: представителей рода Кмитов, на Зебжидовского, Радзиевского, иезуитов, Тарговицкую конфедерацию26, а всякое более глубокое понятие о вещах, выявление общих национальных пороков считалось бесчестием собственного гнезда и кощунством.
Ниже приводятся краткие сведения, восполняющие пробелы в библиографическом перечне и представляющие собой наиболее важные труды, которые нам оставила школа Нарушевича и его последователей:
• Нарушевич Адам (1733–1796):
«История польского народа» (адресованная Владиславу Ягайло): В 6 т. (со 2-го по 7-й), Варшава, 1780–1786 и 1803; издание второе, 1803–1804; издание третье, Липск, 1836–1837; издание четвертое, Краков, 1859–1860. Первый том не завершен и охватывает времена язычества, издан в Варшаве в 1824 году;
«История Яна Кароля Ходкевича», том 2, Варшава, 1781, 1805, второе издание, Липск, 1837, третье издание, Краков, 1858.
• Потоцкий Ян (1761–1816):
«Летописи, мемуары и искания для служения истории всех славянских народов», Варшава, 1793;
«Эссе по всеобщей истории и исследованиям Сарматии», том 4, Варшава, 1789–1792;
«Историко-географические фрагменты о Скифии, Сарматии и славянах», том 4, Брауншвейг, 1796;
«Первобытная история народов России», Петербург, 1802.
• Суровецкий Лаврентий (1769–1827):
«Исследование начала народов славянских» (Ежегодник Варшавского общества любителей наук, том 17), Варшава, 1824.
• Доленга-Ходаковский Зориан (настоящее имя Адам Черноцкий (1784–1825):
«О славянщине до христианства», Краков, 1835.
• Нарбут Матфей Теодор (Феодор Ефимович) (1784–1864):
«История литовского народа» в 9 томах, Вильно, 1835–1841.
• Свенцицкий Фома (1774–1837):
«Описание древней Польши» в 2 томах, Варшава, 1816 и 1828 годы, второе издание Краков, 1861.
• Чацкий Тадеуш (1755–1813):
«Собрание трудов», 3-й том, Познань, 1843–1845 (1-й и 2-й том посвящены литовским и польским законам, три трактата);
«О литовских и польских законах». В 2 т. Варшава, 1800–1801, второе издание Познань, 1843, третье издание 1861;