Хроника Галла сохранила для нас новые традиции социальной революции, которые заключались в том, что:
1) рабы восстали против господ;
2) так называемые «свободные люди» восстали против дворян, возводя сами себя в правители. Принуждая некоторых шляхтичей прислуживать себе и захватив их жен, они в самой непристойной и преступной манере надругались над ними;
3) отказавшись от католической веры, простолюдины подняли восстание против епископов и священников, предав одних более достойной смерти от меча, а других, как менее достойных, побили камнями;
4) некий Маслав, бывший слуга и подчаший111 короля Мешко II, после смерти своего хозяина самозвано провозгласил себя князем мазовецкого народа и знаменосцем.
В этой хронике мы можем найти и бесценное описание тогдашней социальной организации общества. В нем выделялись следующие слои:
рабы, класс явно многочисленный и имевший своих господ, священнослужителей и мирян;
класс благороднорожденных, обладавший, вероятно, имуществом и рабами;
класс так называемых «свободных людей», не обладавших привилегиями дворян и находившихся в их подчинении. Из этого класса, скорее всего, и возникли рыцари, вышедшие из крестьян, которые не обязательно оставались на низшей ступени, а могли дослужиться до высших должностей;
духовенство.
Отдельной фигурой выступает также узурпатор княжеской власти в мазовском племени, вероятно являвшийся потомком его древних вождей.
В хронике Галла имеется также важная запись, объясняющая отношение тогдашнего рыцарства к родовой знати, достойная того, чтобы ее привести в этом труде: «В тот момент, когда он (Казимир) должен был погибнуть, к нему на помощь поспешили не рыцари благородного происхождения, а простолюдин, за что потом Казимир щедро вознаградил его, дав во владение город и возвысив с точки зрения достоинства среди самых благородных рыцарей».
В то же время в упомянутой выше хронике с точки зрения характеристики социальной системы нет упоминания о классе мелких землевладельцев, защищавших свою земельную собственность от ограничений и потерь с оружием в руках. Видимо, тогда в Польше его еще не было112.
Всеобщей смутой в Польше воспользовались чехи. Тогда между поляками и чехами не возникли еще те существенные отличия, которые обнаруживаются в более поздней истории того и другого народа. Существовали просто два государства – польское и чешское, но двух народов не было: население обоих государств по языку и обычаям осознавало себя одинаково славянским. Поэтому объединение его в одном государстве было возможным, и, как показывают источники, Болеслав I Храбрый думал об этом и в момент расстройства чешского государства попытался претворить свои мысли в жизнь. И только немецкое вмешательство заставило его отказаться от своего плана.
Теперь же ситуацией решил воспользоваться мужественный чешский король Бржетислав I (1037–1055 годы правления), направив все свои силы на подчинение расстроенной Польши.
Однако чешские притязания потерпели неудачу, но не потому, что у поляков было сильно осознание своей национальной особенности. Польша осталась независимой главным образом потому, что в ее народе сильно укоренилось уважение к своей династии Пястов.
От походов короля Бржетислава I остались только воспоминания о том, как его отряды жгли и грабили все то, чего не успела еще разрушить мятежная чернь. Чехи заняли Силезию и самым грабительским образом вывезли из Гнезно тело святого Войцеха в Прагу с намерением создать в ней митрополию, в которую, возможно, намеревались включить и Польшу, пользуясь тем, что Гнезно, а с ним и Польша с 1028 года не имели своего митрополита.
Смута продолжалась шесть лет, и казалось, что труды Мешко I и Болеслава I Храброго пошли прахом. Но именно тогда и обнаружилась вся жизненность их дела, а также сила привязанности народа к династии Пястов.
Казимир I Восстановитель113 (1040–1058)
Когда вся тяжесть бедствий, порожденных анархией, обрушилась на народ, только тогда полякам стало понятно, каким благодеянием для страны были порядки, заведенные двумя великими монархами, хотя в годы их правления они и казались слишком тягостными.