Только в самый последний момент епископы поняли, какая опасность угрожает Польской церкви с этой стороны. Первый синод 1248 года выступил против наплыва священников немецкой национальности, а синод 1257 года запретил принимать в школы немцев, не говорящих по-польски, в качестве преподавателей. В польском духовенстве, а затем и в польском рыцарстве начало расти неприятие засилья немцев при княжеских дворах, вылившееся в мощное политическое и в то же время национальное движение в защиту Польши от германизации. И это движение нашло себе выдающегося лидера в лице архиепископа Гнезненского Якова Свинки.
Под его председательством синод 1285 года потребовал допуска поляков в монастыри, а пастырские должности зарезервировал для священников, родившихся в Польше и говорящих по-польски. Тот же синод направил в Рим жалобу относительно притеснения и нанесения вреда народу со стороны немецкого рыцарства и поселенцев, угрожавших ему гибелью.
Такое новое направление мыслей и чувств нашло в то время отражение в первой пережившей века религиозно-национальной песне «Богородица». Содержание же других, более ранних светских песен, доживших до Болеславов, передала нам на латыни летопись Галла. Однако они, если действительно существовали на польском языке, затерялись в глубине веков.
В борьбе с германизацией, которой был посвящен синод 1285 года, казалось, что немецкие элементы, сосредоточенные вокруг князя Вроцлавского Генриха Пробуса, возьмут верх. Особенно после того, как Генрих решил осуществить объединение уделов и короноваться. Эта мысль настолько захватила душу данного онемеченного представителя династии Пястов, что он, следуя примеру чешского короля, не колеблясь, признал свое княжество вотчиной германского короля, а себя его вассалом и намеревался войти в состав германской империи.
После смерти Лешека Черного в 1288 году с помощью краковских горожан Генрих Пробус принял во владение краковский удел и начал хлопотать в Риме насчет своей коронации. Однако смерть в 1290 году прервала его усилия. Тем не менее он настолько был увлечен мыслью о польской короне, что перед тем, как умереть, передал свое наследие в краковском уделе князю Великой Польши Пшемыславу, у которого было больше шансов воплотить его мечту в жизнь.
Такой шаг Генриха Пробуса был связан с тем, что Пшемыслав II183, будучи сыном Пшемыслава I, после смерти своего дяди Болеслава Благочестивого в 1279 году соединил в своих руках всю Великую Польшу. Постоянно сражаясь с тревожившими его силезскими князьями, он объединился с сыном Святополка Поморского поморским бездетным князем Мшчугом, или Мествином, и с 1282 года стал править с ним в поморских землях совместно, а после смерти последнего в 1284 году овладел Поморьем, давно потерянным Польшей. Поэтому в 1290 году Генрих Пробус и передал ему Краков.
Однако Пшемыслав II не смог сохранить это последнее приобретение, так как его брат князь Серадзский Владислав Локетек, заручившись после смерти Лешека Черного поддержкой части рыцарства, занял Сандомир и начал угрожать Кракову. Появился и новый серьезный претендент на польский престол – чешский король Вацлав II. Поэтому Пшемыслав II, стремясь сохранить за собой хотя бы Великую Польшу, отказался в пользу Вацлава II от своих прав на краковский удел.
Обезопасив себя с этой стороны, он предпринял усилия среди членов Святого Престола, чтобы добиться разрешения на коронацию, а получив его, в 1295 году короновал себя королем Польши. Обряд совершил поддерживавший эту идею архиепископ Гнезненский Яков Свинка. К сожалению, коронация не возымела желанного эффекта, так как уже в следующем году Пшемыслав II пал от рук наемных убийц, подосланных бранденбургскими маркграфами. Это был жестокий удар по династии Пястов, так как польская корона перешла к представителю иностранной династии чешских Пржемысл овичей.
Идея объединения Чехии и Польши под одним скипетром никогда полностью не отбрасывалась. Теперь, когда, казалось бы, наступило время полного упадка Польши, ее захватил король из династии Пржемысловичей Вацлав. Он благоволил немецкому элементу в Чехии и часто полагался на него в борьбе с чешскими панами. Перспектива его владычества в Польше импонировала также польским немецким поселенцам, которые нуждались в реальной защите своей ремесленной и сельскохозяйственной деятельности со стороны королевской власти и которым было все равно, кто сядет на троне – князь из династии Пястов или иностранный монарх.