Однако участвовать в тминных собраниях разрешалось только тем, кто обладал земельным наделом, если он не относился к шляхтичам, ремесленникам, имевшим челядь, крупным купцам, артистам и гражданам с выдающимися талантами в области коммуникаций или услуг, достигнутых либо в торговле, либо в ремесле, раненым и уволенным с военной службы или награжденным знаком почета унтер-офицерам и солдатам, а также всем офицерам, за исключением тех, которые не являлись постоянными жителями и составляли только гарнизон населенного пункта, где проходило собрание.
Тем не менее по королевскому указу, приводившему к исполнению эти положения конституции, участие в сеймиках разрешалось только оседлым шляхтичам и их сыновьям. Поэтому многие безземельные дворяне, если они подпадали под действие хотя бы одного из этих условий, отправлялись на тминные собрания.
Таким образом, хотя преобладание политических прав оставалось за оседлыми шляхтичами, признание за не относившимися к шляхте гражданами права избирать сорок депутатов, имевших в сейме равные права с членами палаты депутатов, по сравнению с конституцией 3 мая являлось большим прогрессом и более не провоцировало оппозицию. Ведь оседлая шляхта могла тоже добиваться избрания, и не без перспектив, на тминных собраниях, что она и делала.
Зато принятие четвертого параграфа конституции явилось настоящим камнем преткновения, поскольку он гласил: «Рабство отменяется. Все граждане равны перед законом. Имущество людей находится под защитой трибунала». По сути, данное положение означало отмену крепостного права и распространение на крестьян действия статей гражданского и уголовного права наравне с мещанами и шляхтичами, передачу их под защиту государственных судов и изъятие их из юрисдикции помещиков. В этом отношении оно пошло дальше, чем прусское обычное право (Landrecht), которое, отменив крепостничество как таковое, тем не менее сохранило зависимость крестьян, но предоставило им право на владение принадлежавшей им землей, четко определив связанные с ней обременения.
Однако в положениях конституции Великого герцогства Варшавского правовые отношения землевладельцев к земле, которой они владели и обрабатывали, не упоминались, поскольку это не определялось и Кодексом Наполеона, введенным в герцогстве другим положением конституции. Ведь во Франции еще до того, как Кодекс был издан, всем подданным было предоставлено право собственности на землю без всякого обременения. Такого конституция герцогства не предписывала, и поэтому польское правительство, претворяя ее в жизнь, заходить так далеко не требовало, хотя ему ничто не мешало признать за крестьянами право владения своей землей в качестве бессрочной аренды или даже эмфитевзиса31, как это было предусмотрено Кодексом Наполеона.
Обременения, связанные с владением землей уже освобожденными крестьянами, вполне могло определять и ограничивать правительство. На основании конституции имел такое право и король, которому предоставлялась возможность дополнять ее решениями (completer par des reglements32), принятыми в Государственном совете. Поэтому Фридрих Август, проявляя заботу о судьбе крестьян, призвал Государственный совет разработать такой проект, рекомендуя ввести по всей стране единые контракты крестьян с помещиками и облегчить фермерам выплату залогов, а также покупку недвижимости или предоставление ее в бессрочную аренду.
Однако сразу воплотить в жизнь свои намерения он не смог, так как члены Государственного совета в составленном ими проекте, попирая все юридические и экономические соображения, подчинились диктату шляхетского эгоизма. Но уже 21 декабря 1807 года с целью «уточнения и дополнения» четвертой статьи конституции вышел королевский указ, скрепленный подписями министра юстиции Феликса Любенского и министра иностранных дел Станислава Брезо, который дерзко разрубил этот гордиев узел.