Александр открыл сейм знаменательной речью, в которой провозгласил, что намерен ввести конституцию в России и присоединить Литву к Царству Польскому. «Сбываются ваши надежды и мои желания, – заявил он. – Вы дали мне возможность показать моей отчизне то, что я готовил для нее долгое время… Вы призваны подать Европе прекрасный пример и обратить на себя ее взоры. Результаты вашей работы покажут мне, смогу ли я, верный своим усилиям, расширить то, что уже сделал для вас».
Имея это в виду, сейм после обстоятельной дискуссии большинством голосов одобрил наиболее важные, хотя и довольно неудачно составленные проекты – уголовное право и закон об ипотеке, но отклонил проект семейного права, который, отменив положения кодекса о гражданских браках, восстанавливал церковные обеты канонического права о браке, но вынесение судебного решения в брачных вопросах оставлял за гражданскими судами. Поэтому против него по разным причинам голосовали и сторонники гражданских свадеб и разводов, и епископы, защищавшие церковные суды.
Собственных законопроектов сейм не принял, потому что конституция не наделяла его законодательной инициативой. Она только уполномочивала каждую палату обсуждать необходимость нового закона и подавать просьбу царю о необходимости внесения соответствующего проекта. Более того, конституция обязывала Государственный совет составлять общий отчет и после его обсуждения на совместном заседании обеих палат сейма направлять монарху.
Чуть позже был принят Органический статут, развивавший это положение, предоставив каждой палате право принимать воззвания (!) к царю, выражавшие мнение и отношение палаты к принятым подобным решениям. Однако тогда для сейма такое конституционное положение было не столько полезным, сколько опасным. Ведь это вводило прямые отношения царя с сеймом, а не с прикрывавшим его правительством. Более того, оно накладывало на каждую палату обязанность высказывать свое мнение о правительстве в специальном адресе, который надлежало составлять сейму в исключительных случаях.
В одном из таких адресов на имя царя сейм доложил о неконституционной деятельности правительства, то есть о непредставлении им бюджета, введении сбора на продажу спиртных напитков, дополнительных повинностей, жилищного налога, установлении монополии на соль и табак, изменении правил уплаты десятины без одобрения сеймом и без контрассигнования ответственными министрами своей подписью утвержденных царем законов. При этом вина министров действительно была большой, поскольку они постоянно подменяли собой функции монарха. Однако критика их поведения, выраженная в адресе, не нашла должного звучания и, среди вспышек заверений о своей преданности и благодарности, приняла характер укора и поучения.
Это, особенно рассуждения Чарторыйского о конституционном правлении, помещенные в адресе сената, задело Александра. Указав на его неправильную форму, Александр в письме Государственному совету с большим пониманием принял критические замечания сейма. Он согласился с необходимостью контрассигнования своих указов, выразил свое личное мнение по ряду вопросов, а затем распорядился, чтобы Государственный совет внимательно изучил все замечания и пожелания сейма и, отделяя правильное от неправильного, учел их в будущем.
Однако Государственный совет не выполнил его указания и не направил свои действия на возврат к конституционному пути, игнорируя общественное мнение, в котором оппозиция в сейме быстро нашла себе поддержку. Сама же общественность буквально бурлила из-за арестов политически подозреваемых лиц и заключения их в тюрьму по приказу великого князя вопреки положениям конституции.
Затем оппозиция обратилась к прессе. Между тем, при гарантиях свободы печати, в конституцию требовалось внести положение о том, что «закон предписывает меры по пресечению злоупотреблений по ее использованию». И проект этого закона, от которого зависела свобода печати, заставляла правительство подать в сейм не только конституционная обязанность, но и простое благоразумие. Поэтому Александр и поручил сделать это правительству, но оно, разрабатывая различные проекты, ни на одном из них не останавливалось, на что ему справедливо сейм и указал.
Ведь в Царстве Польском все еще сохранялась цензура, существовавшая со времен герцогства и осуществлявшаяся министром народного просвещения и исповеданий. Впрочем, такое незаконное положение дел смягчалось тем фактом, что некоторым печатным изданиям разрешалось выходить без цензуры. Конечно, такое продолжалось лишь до тех пор, пока общественное мнение не стало решительно выступать против властей.