ПЯТОЕ ПИСЬМО
Вчера я переправлялся через одну из больших рек в Индии, которую зовут Чинаб (Ченау). Только превосходное качество ее воды (главные эмиры запасаются ею вместо воды Ганга, которую они пили до сих пор) мешает мне поверить, что через эту реку люди скорее попадают в ад, чем в Кашмир, где, как нас уверяют, мы найдем снег и лед. Как я вижу, дело с каждым днем становится все хуже и хуже, и чем больше мы двигаемся вперед, тем сильнее становится жара. Правда, я переезжал мост в самый полдень, но я не знаю, что лучше: двигаться по открытому полю или задыхаться в шатре. Во всяком случае мне удалось осуществить мое намерение и перейти через мост с полным удобством, в то время когда все отдыхали, собираясь выступить из лагеря попозже, когда спадет жара. Между тем если бы я стал ожидать, как другие, то со мной могло бы приключиться какое-нибудь несчастье. Мне потом рассказывали, что там царили ужаснейшая суета и невероятный беспорядок, каких еще не было ни на одном переходе, с тех пор как мы покинули Дели. Взойти на первую барку и сойти с последней было очень трудно, ибо под ногами был сыпучий песок, который от того, что по нему ходили и топтали его, скатывался в воду и образовывал яму, так что в давке было опрокинуто и растоптано ногами много верблюдов, быков и лошадей, а удары палками так и сыпались. Обыкновенно при таких столкновениях некоторые чиновники и всадники эмиров не скупятся на побои, добиваясь, чтобы пропустили их господ и их грузы. Мой набоб потерял одного из верблюдов с железной печью, которую тот на себе нес; это заставляет меня опасаться, как бы мне не пришлось довольствоваться базарным хлебом. До свидания.
ШЕСТОЕ ПИСЬМО
Написано в лагере армии, направлявшейся из Лахора в Кашмир, в восьмой день похода
Милостивый государь!
Браню себя за любопытство: для европейца безумие или по крайней мере дерзость совершать при такой жаре такие трудные и опасные переходы. Но нет худа без добра. Во время пребывания в Лахоре у меня было воспаление легких и невралгические боли из-за того, что я вздумал спать на террасе, на свежем воздухе. В Дели это безопасно, но за восемь-девять дней пути пот вышиб из тела всю жидкость, и оно стало настоящим решетом и сухим до крайности; стоит мне влить в себя пинту воды (меньше никак нельзя), и немедленно она начинает выходить росой из всех членов, до кончиков ногтей. Сегодня я, кажется, выпил десять пинт. Еще большое утешение, что можно пить, сколько хочешь, без всякого вреда, если только вода чистая.
СЕДЬМОЕ ПИСЬМО
Написано в лагере армии, направлявшейся из Лахора в Кашмир, утром на десятый день похода
Милостивый государь!
Солнце еще только восходит, но уже невыносимо жарко. Нет ни облачка, ни ветерка. Лошади мои в полном изнеможении; они еще не видели зеленой травы после Лахора. Мои индийцы, несмотря на свою черную, сухую и грубую кожу, обессилели. Кожа на лице, руках и ногах шелушится. Все мое тело покрыто мелкими красными прыщами, которые колют меня, как иголки. Вчера один из наших бедных всадников, у которого не было шатра, был найден мертвым у маленького деревца, под которым он устроился. Не знаю, в состоянии ли я буду пережить сегодняшний день. Вся моя надежда на небольшое количество сухой простокваши, которую я собираюсь размешать с водой, да еще я уповаю на небольшое количество сахара и на оставшиеся у меня четыре-пять лимонов, из которых можно приготовить лимонад. До свиданья. Чернила засыхают на кончике пера, и перо выпадает из рук. До свиданья.
ВОСЬМОЕ ПИСЬМО
Написано в Бимбаре, у Кашмирских гор, после двухдневного пребывания там
Что такое Бимбар? — Смена повозок для путешествия по горам. — Невероятное количество носильщиков и порядок, который нужно соблюдать при проходе через ущелья в течение пяти дней.
Милостивый государь!
Наконец мы прибыли в Бимбар (Бембер), расположенный у подножия крутой горы, черной и обожженной. Мы разбили лагерь в высохшем русле широкого потока, на горячем песке. Это настоящая печка, и если бы не проливной дождь, который был сегодня утром, да еще простокваша, лимоны и курица, которую нам сюда принесли с гор, то я не знаю, что бы со мной сталось. Вам угрожала опасность не увидеть этого письма; но слава богу, в воздухе несколько посвежело, ко мне вернулись аппетит, силы и желание поболтать.
Сообщаю Вам о наших новых переходах и новых затруднениях. Вчера ночью из этого жаркого места отбыли в первую очередь государь, Раушенара-Бегум с другими женщинами из сераля, а также раджа Рагхинатх (Рагната), исполняющий обязанности визиря, и Фазл-хан, главный дворецкий. Прошлой ночью отбыли главный начальник охоты с некоторыми важнейшими и наиболее необходимыми ему чиновниками, а также несколько женщин, занимающих видное положение. Этой ночью — наша очередь: уедет мой набоб Данешменд-хан. С нами поедет также Махмед-Эмир-хан, сын знаменитого Мир-Джумлы, о котором я уже столько раз говорил раньше; затем наш добрый друг Дианет-хан с двумя сыновьями, и несколько других эмиров, раджей и мансабдаров; а потом настанет очередь для всех прочих вельмож, которым надо ехать в Кашмир и которые хотят избежать трудных и узких горных дорог, а также сутолоки и путаницы в течение пяти дней пути отсюда до Кашмира. Весь остальной двор, как например Федай-хан, главный начальник артиллерии, трое или четверо главных раджей и большое число эмиров, останутся здесь на три-четыре месяца для охраны, пока государь не вернется сюда, после того как спадет жара. Одни из них разобьют свои шатры на берегу Чинаба, другие в близлежащих городах и местечках, а некоторым придется стоять лагерем здесь, в пылающем Бимбаре.