Производители материальных благ физически не были в состоянии работать сверх более или менее определенного числа часов в сутки и сверх более или менее определенного числа дней в году. Непосильный труд вел к изнашиванию организмов работников. Кроме того, начиная с определенного предела, возрастание прибавочного продукта могло происходить только за счет изымания части жизнеобеспечивающего продукта, т.е. такого, который абсолютно необходим для физического выживания работников и членов их семей. Движение пресса эксплуатации на каком-то уровне должно было остановиться. Происходило это, разумеется, не автоматически. Нередко останавливало его сопротивление самих производителей, которое выражалось в форме и бунтов, и крестьянских войн.
Там, где сопротивление было слишком слабым, работники физически изнашивались от непосильного труда и истощались от постоянного недоедания, производительные силы тем самым деградировали и разрушались. В результате классовое общество могло не только прийти в упадок, но и погибнуть. Но чаще всего происходил распад крупного социоисторического организма на мелкие, что вело к ослаблению мощи государственного аппарата и, соответственно, его способности высасывать прибавочный продукт. Все это давало возможность непосредственным производителям оправиться от физической деградации, а затем все начиналось сначала.
Но это не единственный механизм, лежавший в основе циклических изменений. Как уже указывалось, практически во всех политарных обществах шел процесс вторичного классообразования, выражавшийся в становлении доминарных, магнарных и доминомагнарных отношений. С превращением крестьян-общинников в магнариев они становились объектом двойной эксплуатации: если раньше их эксплуатировали одни только политаристы, то теперь к ним добавлялись еще и доминомагнаристы. С неизбежностью увеличивался объем прибавочного продукта, изымаемого у этой части производителей материальных благ, но так как политаристы стали получать теперь только часть его, то они стремились возместить эту потерю усилением эксплуатации сокращавшегося числа крестьян-общинников. Все ускоряло физическую деградацию всех слоев эксплуатируемого населения и тем самым приближало крах социоисторического организма.
Последним по счету, но отнюдь не по важности был еще один фактор. Любая политархия держалась на верховых связях, на связях между политаристами, на политосистеме. Самыми важными из них были связи между политархом и субполитархами всех уровней. Политархия была прочна, пока ее правитель был единственным распорядителем прибавочного продукта, когда он один определял, какую именно долю этого продукта должен получить тот или иной политарист вообще, тот или иной субполитарх в особенности. Все политаристы без исключения в принципе должны были кормиться исключительно из рук политарха, получать средства содержания только из политофонда. Независимых источников доходов у них в идеале не должно было быть. Когда же таковые появлялись, то ослаблялась зависимость политаристов от политарха, а тем самым и связи по распределению прибавочного продукта, на которых покоилась политархия.
Каждый из политаристов в принципе был заинтересован в сохранении и укреплении политархии. Однако наряду с общими классовыми интересами у каждого из политаристов взятого в отдельности были и иные интересы, обусловленные не индивидуальными их особенностями, а структурой общества и его местом в ней. Важнейшей особенностью положения каждого политариста, исключая политарха, была неопределенность и неустойчивость его положения. Он в любое время мог быть смещен политархом с должности и даже уничтожен по его приказу физически. От политарха зависел и объем получаемой ими доли прибавочного продукта. В принципе каждый политарист жаждал ликвидации этой неопределенности.
Субполитархи высшего ранга в принципе могли добиться устойчивого положения и увеличения размеров получаемой доли общественного продукта путем отделения возглавляемых ими субполитархий от политархии и тем самым их превращения пусть в меньшие, но тем не менее политархии. Когда субполитарх превращался в политарха, то он теперь никем не мог быть легитимно смещен или умерщвлен, и в его распоряжении оказывался весь политофонд новой, возникшей политархии. Но такой путь решения встававших перед политаристами проблем не всегда был реально возможен даже для субполитархов высшего ранга и по сути исключен для всех остальных. Политархи всегда учитывали возможность сепаратизма и с целью предотвращения превращения ее в действительность постоянно перемещали субполитархов высшего ранга из одного территориального подразделения в другое. В некоторых политархиях субполитархи высшего ранга должны были постоянно проживать в их столице и управлять своими провинциями через заместителей.