Тем временем ситуация в Европе стала меняться. 21 июля 1718 г. венский двор подписал с турками мир, по которому Белград достался австрийцам. Еще до этого, в том же месяце, испанцы с успехом высадились в Сицилии, под восторженные крики населения, недовольного правлением герцога Савойского{240}. Не вовлеченная в лондонские переговоры, Испания явно отвергала предложенный там компромисс. Но Мадрид рано праздновал победу. 11 августа у берегов Сицилии, при мысе Капо Пассеро, испанский флот был неожиданно атакован и наголову разгромлен британской эскадрой. Испанские войска в Сицилии остались в полной изоляции. Ни о каких наступательных действиях Испании больше не могло быть и речи.
Дипломаты Великобритании и Франции в Гааге полагали, что уж теперь-то ничто не помешает Генеральным штатам присоединиться к Четверному союзу. 10 сентября депутаты этот вопрос обсудили. Представители Амстердама решительно поддержали предложения англичан и французов, так что после недолгого сопротивления депутатов от небольших городов, таких как Хорн и Ден-Брил, «Высокомочные» постановили в союз вступить{241}. Но — с определенными условиями, а они фактически означали, что голландское «да» — это на самом деле «нет». Условия были выдвинуты такие:
— Республика готова была выделить для коллективной обороны только половину того количества солдат, которое выставляли по отдельности трое других участников союза: 3000 вместо 6000;
— действие оборонительного союза не должно было распространяться за пределы Европы;
— все еще продолжавшиеся споры с венским двором по поводу размещения голландских гарнизонов в крепостях Южных (Австрийских) Нидерландов следовало разрешить немедленно, до официального вступления Республики в Четверной союз;
— и наконец, все участники союза обязывались гарантировать свободу судоходства и торговли на всех европейских морях{242}.
Первое из этих условий — а власти провинции Голландия оправдывали его ссылками на тяжелейшее финансовое положение, падеж скота и наводнения — британский посол Кадоген и его новый французский коллега граф Шарль де Морвиль восприняли легко: официальное заявление голландцев о вступлении в союз было в тот момент гораздо важнее их фактического вклада в военные усилия союзников. Со вторым условием тоже нетрудно было согласиться, потому что подобную же формулировку трое других союзников использовали в тексте договора и раньше.
Третье условие, напротив, серьезно осложняло дело. Договор 1715 г. между Веной и Гаагой о голландских гарнизонах на землях будущей Бельгии отнюдь не разрешил всех разногласий между сторонами. Генеральные штаты требовали финансовой компенсации за содержание этих гарнизонов, а австрийцы хотели вернуть себе некоторые территории Фландрии, которые вынуждены были уступить голландцам в 1715-м. Конечно, в Лондоне хорошо понимали, что без решения этих вопросов ни о каком Четверном союзе и думать нечего, поэтому необходимо было британское посредничество. В течение всей осени 1718 г. в Гааге шли интенсивные переговоры. 22 декабря они завершились соглашением: в залог возмещения австрийцами части военных расходов Республики ей разрешили пользоваться в Южных Нидерландах доходами от портов Гента и Остенде, а территорию, которую австрийцы должны были отдать Республике, уменьшили по новому договору в пять раз — несмотря на резкие протесты провинции Зеландия{243}.
Но больше всего напряжения в отношения между союзниками внесло четвертое условие, поставленное «Высокомочными» перед вступлением в Четверной союз. Хотя сформулировано оно было в самом общем виде, всем было понятно, что речь шла о свободе судоходства на Балтийском море{244}. Правящие круги Республики оправдывали это условие тем, что из-за участия голландцев в Четверном союзе их торговля с Испанией неизбежно пострадает, а значит, вполне разумно было бы предоставить им взамен гарантии, касающиеся свободы торгового мореплавания на Балтике{245}. Фактически это означало, что Великобритания и Франция должны взять на себя охрану голландских торговых судов в северном регионе, а это могло привести обе державы к войне со Швецией. Для англичан, которые и так каждый год отправляли на Балтику эскадру, чтобы защищать свои корабли от шведов, последнее условие голландцев не представляло столь уж большой проблемы. Однако для французов дело обстояло совершенно иначе. Еще со времен Тридцатилетней войны Франция и Швеция были союзниками, и хотя в эпоху регентства Париж предпочитал в Северной войне позицию нейтралитета и роль посредника, симпатии французов были явно на стороне шведов.