Там Капс признался, что знаком с изобретателем и что тот хотел обучить его своему искусству, но до этого так и не дошло. Командующий русскими войсками в Дании отнесся к словам голландца с недоверием, и его после еще семи месяцев заточения доставили морем в Петербург, где бросили в Петропавловскую крепость. Резидент Генеральных штатов де Би, естественно, пытался получить разрешение поговорить с заключенным, но ему отказали, и он мог лишь оплачивать его пропитание в тюрьме. В начале июня «Высокомочные» в Гааге потребовали освободить подданного Республики. Каково же было удивление де Би, когда ему заявили, что лейтенант будет сидеть до конца войны, ведь и «доктор», признавший, что владеет секретом «негасимого огня», тоже находится под стражей в Дании{313}. Единственная уступка, на которую пошли голландцам русские, — это согласие отныне самим оплачивать содержание узника. Снова, в который уже раз, испытал де Би унизительное чувство бессилия. Не только купцы-голландцы как группа легко становились жертвой произвола российских властей, но даже отдельные подданные Республики, будь то Люпс или лейтенант Капс. Дипломатические протесты не помогали, и резидент вынужден был проводить время в бездействии.
Весной 1718 г. отношения между Гаагой и Петербургом, и без того уже охладившиеся, неожиданно превратились в совершенно ледяные. Россия, как мы знаем, энергично воспротивилась планам голландцев послать на Балтику эскадру из 30 кораблей: русские опасались, что может подвергнуться нападению их союзник — Дания. При этом они обрушили свой гнев на дипломата де Би, который тут мало что мог поделать{314}. Под давлением русского посла в Гааге и из-за отчаянного финансового положения Республики эскадру пришлось в конце концов уменьшить до 9 судов. Тем временем де Би в своих донесениях извещал «Высокомочных», что ожидать выгоды от торговли с державой Петра не приходится, ибо, «по их [голландских купцов в России] мнению, абсолютно невозможно при введенном тарифе плавать в Петербург и вести коммерцию»{315}. Любой неугодный царю внешнеполитический шаг Республики немедленно обернется дальнейшими притеснениями голландцев в России. Де Би не исключал даже того, что Петр начнет выдавать норвежцам и датчанам каперские свидетельства, позволяющие нападать в открытом море на голландские суда{316}.
Сам резидент тоже подвергался в Петербурге мелким притеснениям. Его не приглашали на приемы, и он больше не получал принятых в дипломатическом обиходе официальных уведомлений от принимающей стороны. Вице-канцлер Шафиров даже не скрывал того, насколько российские власти раздражены всем, что говорил и делал де Би. Исполнять дипломатические функции тот фактически уже не мог. Сознавая это, он 29 апреля попросил правящие круги в Гааге отозвать его для консультаций{317}.
Острейший период кризиса вскоре миновал. В конце мая де Би получил возможность показать Шафирову резолюцию Генеральных штатов, в которой они заявляли, что отправляют в Балтийское море эскадру из 9 кораблей без каких-либо агрессивных намерений. Речь шла лишь о защите голландских торговых судов. Гаага всячески демонстрировала, что ее акция на Балтике никаких серьезных последствий для международной политики за собой не повлечет. Изначально импульсивная реакция русских уступила место разумному восприятию происходящего.
Успокоение, однако, продлилось недолго. 13 июля, когда единственный ребенок де Би «в судорогах словно бы боролся со смертью», резидента вызвали к Шафирову. Вице-канцлер предъявил ему целый ряд обвинений, и среди прочего — в участии в заговоре царевича Алексея. Сын Петра не поддерживал его преобразований и был лишен права на наследование престола. Из проведенного весной 1718 г. расследования видно, что заговор был направлен не столько против Петра, сколько на то, чтобы вернуть царевичу право после смерти отца занять его трон{318}. Действительно ли реформы Петра были бы новым государем отменены, вызывает сомнения. Алексей Петрович был воспитан в дорогих Петру западных традициях и сам успел познакомиться с Западной Европой. Ему претила скорее военная политика отца: предпочтения, которое тот отдавал развитию флота, Алексей совершенно не разделял.