Тесные связи, установившиеся у властелина России с новым голландским дипломатом, ясно показывают, какое облегчение испытывал Петр от того, что тучи между Республикой и Россией рассеялись. Неудивительно, что уже вскоре де Вилде смог доложить в Гаагу о своих первых дипломатических успехах. Так, зерно и соль, захваченные русскими на голландских судах около Стокгольма, были возвращены владельцам{468}.
Но и русских своих собеседников резиденту удалось порадовать. Все началось с того, что в конце января 1720 г., за полгода до приезда де Вилде в Петербург, голландская пресса опубликовала всякого рода ложные слухи о России. Газеты в Лейдене и Роттердаме сообщили, к примеру, будто царь назначил короля Франции и императора Священной Римской империи своими душеприказчиками, чтобы они выступили гарантами престолонаследия в пользу сына покойного царевича Алексея. Лейденская газета к тому же поместила известие из Вены о том, что императорский двор якобы отобрал шестерых монахов-капуцинов, «дабы обучать русских католической вере». А одно периодическое издание в Амстердаме вообще объявило, что царь после случившегося с ним удара умирает.
Русский посол в Гааге направил властям протест{469}, но ответа не последовало.
Через некоторое время «Роттердамсе Газетт» опять зашла слишком далеко, известив читателей о предстоящем слиянии католической и православной Церквей. И тогда, на исходе августа, в Петербурге де Вилде вызвали в канцелярию и потребовали положить конец «таковым глупостям и дерзостям», примерно наказав «сеятелей и распространителей лжи» — роттердамских газетчиков{470}. Ровно неделю спустя де Вилде поспешил уведомить царя, что Генеральные штаты меры приняли. Очевидно, он узнал об этом от голландских моряков.
Действительно, еще 8 августа «Высокомочные» в необычайно резкой по тону резолюции потребовали от штатов провинции Голландия «для примера» прекратить печатание роттердамской газеты, чтобы у ее издателя «больше не было возможности распространять вещи столь возмутительные» и чтобы «не допускать осложнений, которые из этого могут воспоследовать»{471}. Реакция центральных властей Республики была, как мы видим, недвусмысленной, но были ли на самом деле приняты меры против газеты, неизвестно. Сам де Вилде к решению Генеральных штатов никакого отношения не имел. Его донесение от 2 сентября, в котором он рассказал о возмущении русских и их требовании наказать виновных, дошло до Гааги лишь в середине сентября. Однако одобрение русским двором резолюции «Высокомочных» пошло на пользу также дипломату. Особая чувствительность Петербурга в этом вопросе тем понятнее, что и недавнее дело де Би в значительной мере касалось распространения неверных или невыгодных для России слухов.
Секретарю шведской миссии Прейсу голландская пресса, кстати, тоже доставляла неприятности. 31 июля 1720 г. газета в Лейдене сообщила о заговоре, который якобы организовал в Стокгольме главнокомандующий шведским флотом. После ноты протеста, поданной Прейсом секретарю Генеральных штатов Фагелу, выяснилось, что написал заметку какой-то новый сотрудник газеты, принятый на службу всего за три месяца до этого. Издатель сам явился к шведу с извинениями. Он отметил, что слух о стокгольмском заговоре пустил человек, который за 30 гульденов околачивается на биржах и в кафе, собирая там информацию, правдивую и не очень. 2 августа газета поместила опровержение. А еще через несколько дней издатель вновь посетил Прейса с просьбой никаких дальнейших шагов не предпринимать{472}. На лейденского издателя явно произвела впечатление грозная резолюция «Высокомочных» от 8 августа против газетчиков роттердамских.
На рубеже 1720 и 1721 годов новый голландский резидент в России мог не без удовлетворения оглянуться на успешное начало своей дипломатической деятельности. Он полностью освоился на новом месте, поддерживал добрые отношения с самим Петром и, охотно участвуя в празднествах и пирушках, стал для российской элиты во многом своим. Одно присутствие Виллема де Вилде на берегах Невы уже улучшало атмосферу в диалоге между Гаагой и Петербургом. Как дипломату ему весной 1721 г. мало чем приходилось заниматься. Внимание Петра и его приближенных было целиком сосредоточено на мирных переговорах со шведами на Аландских островах, и до тех пор, пока исход этих переговоров оставался неизвестным, для представителя Голландии в России просто не было никакого дела.