С 1709 г., после победы русских под Полтавой, Гаага строго придерживалась нейтралитета, что не всегда вызывало понимание у воюющих сторон. Об этом говорят попытки русского посла князя Куракина добиться от руководителей Республики признания хотя бы части осуществленных Петром захватов шведских территорий. Невозможным стало в этих условиях и улучшение торговых позиций голландских купцов в России. Устанавливая таможенные пошлины, стимулирующие развитие в стране собственного торгового судоходства, царь все же готов был сделать шаг навстречу голландцам, но лишь в обмен на политические уступки, т.е. признание Гаагой его власти над захваченными территориями. Неуступчивость голландцев сводила фактически на нет все планы заключения между Республикой и Россией торгового договора. Возможно, в Гааге рассчитывали, что русские проявят больше благодарности за помощь, оказанную им в ходе Северной войны. Однако у Петра государственные интересы всегда брали верх над сантиментами.
Наряду с этими основополагающими противоречиями ухудшению отношений способствовал также фактор личностный. Резидент Якоб де Би оказался слишком негибким, чтобы эффективно исполнять свои обязанности при русском дворе. Неосмотрительность голландского дипломата и накопившееся у российских властей раздражение привели к его высылке, которая только подчеркнула драматическое несоответствие между личными симпатиями самодержца к Голландии и реальностью голландско-русских отношений. Новый представитель Генеральных штатов в Петербурге, Виллем де Вилде, по характеру подходил Петру больше, но на практике это мало что изменило. Дипломатический ранг резидента был слишком низок, чтобы он мог достичь поставленных перед ним целей. К тому же его легко отодвигали в тень влиятельные голландские купцы в России, предпочитавшие сами улаживать свои дела с царским правительством. Дипломату оставалось лишь информировать Генеральные штаты обо всем происходящем.
VIII.
В ПОИСКЕ НОВЫХ ПУТЕЙ: ШВЕЦИЯ И ГОЛЛАНДИЯ в 1721–1725 годах
С подписанием Ништадтского мира для шведов закончилась война, которая шла непрерывно почти четверть века. Праздновать проигравшей стороне было особенно нечего, но в объявленный властями день благодарения, 26 декабря 1721 г., в церковных проповедях звучало явное облегчение. Было предписано читать на утреннем богослужении из псалма 147 строки «…Хвали, Сион, Бога твоего, ибо Он укрепляет вереи ворот твоих, благословляет сынов твоих среди тебя», а днем — из псалма 66: «Ты испытал нас, Боже, переплавил нас, как переплавляют серебро…» Примечательно, что поначалу было даже отдано распоряжение устроить в городах иллюминацию важнейших зданий, но его быстро отменили{523}. Конец лишений, вызванных войной, и восстановление свободы судоходства на Балтике позволяли с надеждой смотреть в будущее. Однако Швеция уже не была той великой державой, какой ее знали в XVII в. После тяжелейших территориальных, финансовых и людских потерь стране предстояло мучительно выкарабкиваться из той пропасти, в которой она оказалась. Вместо Карла XII царствовал теперь Фредрик I — и, как сказано в эпиграмме дворянина Карла Гермунда Седерьельма, «на шведских часах вместо 12 — один час»{524}.
Сегодня мы знаем, что Швеция восстановилась намного скорее, чем можно было предполагать в 1721 г. За последующие два десятилетия, пока страна не вела никаких войн, ее демографическое и экономическое положение выправилось. И все же потеря Прибалтики продолжала сказываться. Доходы короны упали более чем наполовину{525}. Несмотря на восстановление шведской экономики, она была теперь одной из самых слабых в Европе. Воспоминания о славном прошлом подпитывали в обществе ностальгию и мечту о реванше, но почти вся шведская элита понимала, что о новой войне пока нечего и думать. Швеция должна была сосредоточиться на самой себе, на развитии своей промышленности и науки. А потом уж, накопив сил, можно было бы, вероятно, попробовать вернуть себе часть утраченных земель. Пока же нужно было смириться с поражением, восстановиться и идти дальше. Разумеется, это требовало определенной перестройки умов. На международной арене Швеция уже не могла проявлять такую активность, как на протяжении всего предыдущего столетия. Но понадобятся несколько десятилетий, а то и полвека, прежде чем шведы привыкнут к своей новой, скромной, роли в международных делах.