Сразу после объявления мира пришлось решать ряд практических проблем. Шведам надо было послать два полка в Финляндию, дабы официально принять от русских власть над этой территорией. Шведское адмиралтейство попыталось использовать для этого два захваченных ранее голландских судна, однако резидент Генеральных штатов Хендрик Рюмпф решительно воспротивился и помешал этому{526}. Кроме того, предстояло создать российскую и шведскую комиссии, чтобы провести в Финляндии новую границу между двумя державами. Одновременно с обеих сторон отпустили домой военнопленных. Свыше 1700 русских офицеров и солдат покинули Швецию, а в противоположном направлении двинулись освобожденные Петром шведы, среди которых было несколько знатных лиц, включая дочерей графа Арвида Хорна, вновь занявшего пост президента королевской канцелярии{527}. В конце ноября шведский Сенат одобрил сокращение вооруженных сил страны до 40 тысяч человек. Не избежала сокращения и гвардия: так, гвардейский пехотный полк насчитывал отныне всего 1200 военнослужащих{528}.
Голландскому дипломату Рюмпфу приходилось заниматься не только новой, послевоенной ситуацией в отношениях со Швецией, но и вопросами, доставшимися в наследство от прошлого.
Некоторые из них решить было нетрудно. Например, для гессенского полка в составе армии Республики, которым прежде командовал нынешний шведский король Фредрик, Генеральные штаты в согласии с монархом легко нашли нового командира, и Рюмпф даже удостоился за это от Фредрика I благодарности{529}.
Совсем иного калибра был застарелый спор между Гаагой и Стокгольмом о портовых пошлинах в Риге, которые Швеция в 1701 г. предоставила голландцам в залог, получив от них заем в 300 тысяч риксдалеров. 7 октября 1721 г. Генеральные штаты в своей резолюции потребовали от шведов выплатить накопившиеся проценты по займу за 9 с половиной лет и остальную часть основной суммы долга{530}. Требование это было совершенно невыполнимо, и не только потому, что шведская казна была пуста. Еще в 1710 г. Ригу захватили русские войска, и царь Петр уже давал понять, что считает портовые пошлины в Риге своей военной добычей и не собирается возмещать убытки голландцам, одолжившим деньги шведам. Никаких способов настоять на своем у Республики не было. Новый великий пенсионарий Исаак ван Хорнбейк в 1721-м предложил Рюмпфу попробовать уладить это дело в контексте русско-шведских переговоров о мире. Впрочем, ван Хорнбейк и сам выразил сомнение, в состоянии ли голландский дипломат в достаточной мере повлиять на шведское правительство{531}. Это означало: сделай, что можешь, мы все равно многого не ждем. Тем дело и кончилось.
Если вопрос о пошлинах в Риге не вызывал сильных эмоций, то о другой больной проблеме между Гаагой и Стокгольмом этого сказать нельзя. При аресте в Голландии в 1717 г. шведского агента барона фон Гёртца у него забрали несколько сундуков и бумаги. Казненный в Стокгольме в 1719-м, он уже не мог сам потребовать назад свое имущество, но теперь с таким требованием обратились к голландцам его наследники. Их поддержали шведские власти, рассчитывая найти в вещах и бумагах фон Гёртца информацию о том, как он в свое время распорядился полученными от правительства в Стокгольме крупными суммами. Это позволило бы воссоздать картину финансовых операций барона в Голландии и других странах, а главное — постараться вернуть деньги в казну{532}. Между тем Верховный суд провинций Голландии и Зеландии постановил открыть сундуки покойного, однако в присутствии лишь представителей его семьи. Участие в этой церемонии секретаря шведской миссии Прейса сочли нежелательным.
Для правящих кругов в Стокгольме такое решение было неприемлемым. Голландский дипломат Рюмпф, которого Гаага ни о чем не уведомила, мог только посоветовать шведам добиваться пересмотра судебного вердикта. Он, правда, добавил, что у руководства Республики нет возможности вмешиваться в дела юстиции. Какую настойчивость проявило правительство Швеции в этом вопросе видно из того, что оно вызвало наследников фон Гёртца в Стокгольм, дабы те «дали отчет по поводу некоторых сумм денег, принадлежащих короне»{533}. Памятуя о судьбе казненного барона, наследники, естественно, не явились.
Тем временем, 13 января 1722 г., Верховный суд после определенного закулисного давления, все же оказанного на него Генеральными штатами{534}, вынес более благоприятное для шведских властей решение. Сундуки и бумаги должен был получить представитель наследников фон Гёртца, но не раньше, чем бывший секретарь барона составит отчет о финансовых операциях своего покойного патрона. Вместе с тем представитель наследников добился от Верховного суда разрешения сразу же взять те вещи и бумаги, которые «не имеют отношения к отчету»{535}, и вывезти их из Голландии. В Стокгольме не без оснований опасались, что этот маневр помешает составить полный отчет о тратах фон Гёртца, и попросили Рюмпфа воспрепятствовать вывозу из Голландии части вещей и бумаг барона. Однако ничего не получилось. У шведских властей это вызвало огромное раздражение, и еще в январе 1723 г. Рюмпф вынужден был докладывать в Гаагу, что те проблемы с голландскими моряками и судовладельцами, которые раньше решались в Швеции быстро, теперь намеренно откладываются в долгий ящик{536}. В конце концов выход был найден при посредничестве дипломатов из Ганновера.