В отдельной статье русско-шведского договора 1724 г. было выражено согласие царя Петра на то, чтобы из завоеванных им прибалтийских провинций можно было беспошлинно поставлять товары в Швецию на сумму в один миллион рублей. Это было вдвое больше, чем разрешалось по Ништадскому мирному договору 1721 г.; к тому же был расширен ассортимент товаров, которые дозволялось вывозить в Швецию: отныне речь шла не только о зерне, но и о пеньке, льне и мачтах. Тем самым Петербург показывал, что не препятствует возрождению шведского флота.
Все это уменьшило опасения шведов за безопасность своей страны, но не рассеяло их полностью. Тревогу вызывали как прямая угроза иностранного вторжения, так и та роль, которую другие державы могли бы сыграть, когда Швеции придется выбирать нового монарха. В конце августа 1724-го в Стокгольме был опубликован указ, содержание которого стало, впрочем, известно еще почти за год до этого. Указ требовал от иностранных дипломатов в том случае, если шведский трон станет вакантным, немедленно выехать со своими семьями из столицы королевства в некоторое отдаленное от нее место. Вернуться им разрешалось лишь после того, как будет выбран новый государь.
Новых же дипломатов Швеция в период междуцарствия принимать не будет. Было совершенно очевидно, что шведы хотят избежать ситуации, царившей в тогдашней Польше, где выбор нового короля определялся больше интригами иностранных держав, чем интересами самих поляков. Указ ясно показывал, как быстро ушло в прошлое гордое осознание шведами своей мощи{559}. Теперь они видели прежде всего собственную слабость и необходимость всемерно ограничить вмешательство других стран в шведские дела.
За изменениями во внешней политике Стокгольма последовали перемены и в его подходе к вопросам торговли. Здесь тоже пытались как можно больше отстранить иностранцев. В ноябре того же 1724 г. после долгих колебаний власти Швеции сделали решительный шаг, издав закон, разрешающий ввоз в страну товаров только на шведских судах или на судах тех стран или колоний, где эти товары действительно произведены. Тем самым, например, в отношении соли из Португалии голландцы лишились своей традиционной роли торговых посредников{560}. Рюмпф в своем донесении в Гаагу с полным основанием назвал этот закон Навигационным актом{561} по аналогии с законом, принятым Великобританией в 1651 г. и направленным против ее голландских конкурентов. Республика ответила шведам собственным законом, который делал невозможной посредническую роль шведских купцов, но те перекупкой почти не занимались. На практике голландская коммерция пострадала мало: подданные Республики стали использовать шведские суда или же убеждали таможенников в Швеции, что доставили товары голландские{562}. Однако было ясно, что Швеция отныне ориентируется в основном на себя.
Итак, после Северной войны Гаага и Стокгольм попробовали восстановить прежние взаимоотношения. Это оказалось делом нелегким. Желание голландцев заключить торговый договор шведская элита поначалу приветствовала, и все же ничего не вышло. Резидент Генеральных штатов Рюмпф, назначенный затем посланником, делал, что мог, но стремление шведов вести политику меркантилизма, поощрения собственной экономики, оказалось сильнее их готовности оформить на бумаге коммерческие связи с Республикой. Возможно, Гаага достигла бы большего, если бы лучше поняла царившую в Швеции тревогу о безопасности страны. Не исключено, что голландцам удалось бы в обмен на политические уступки получить экономические выгоды. Все это, однако, не вписывалось в новую стратегию Республики на международной арене: как можно меньше идти на риск. И для Швеции, и для Голландии завершился целый исторический период. Обеим странам предстояло из великих держав превратиться в государства намного меньшего веса в европейской политике.
ЗАКЛЮЧЕНИЕ