В подтверждение сказанного сперва приведем выдержку из первых двух параграфов «библии» даосизма, трактата Лао-цзы «Дао де цзин» («дао» буквально переводится как путь, но чаще всего оно означает проявление небесной воли): «Дао, которое может быть выражено словами, не есть постоянное дао… Начало неба и земли безымянно, обладающее именем – мать всех вещей… Когда узнают, что прекрасное является прекрасным, появляется и безобразное. Когда узнают, что доброе является добром, возникает и зло. Поэтому бытие и небытие порождают друг друга, трудное и легкое создают друг друга, длинное и короткое взаимно соотносятся, высокое и низкое взаимно определяются, звуки, сливаясь, приходят в гармонию». Но тут же утверждается единство этих противоположных понятий: «Оба они одного и того же происхождения, но с разными названиями».
Буддизм утверждает, и это выражает его основной принцип, что в мире нет ничего вечного и неизменного: всё живое и неживое возникает в результате соединения так называемых дхарм, отдельных свойств, которые придают предметам форму, цвет и другие качества, определяют физиологию и психику живых существ. Со временем любые объекты, даже боги, распадаются, а освобожденные при распаде дхармы образуют другие предметы или существа, кажущиеся непросвещенному сознанию новыми; так возникает майя-иллюзия полноценной эволюционирующей жизни. Но наряду с этой каруселью дхарм, вернее вне ее, над ней существует Нирвана – вожделенная цель стремлений каждого буддиста. Погрузившись в полную Нирвану (буддизм допускает существование нескольких уровней Нирваны), человек переходит в блаженное состояние вечного покоя и абсолютной свободы, он растворяется в космическом сознании подобно капле, попавшей в океан. Таким образом для буддиста спасение есть освобождение от неизбежных страданий изменчивого мира явлений, страстей и «колеса сансары» – перерождений. В это же время на противоположной части Евразийского континента, в Греции, один из «отцов диалектики», Гераклит Эфесский, предложил картину мира, очень похожую, а местами даже совпадающую с описанной выше. Наряду с постоянной изменчивостью (знаменитое «рагИ: а гЬеЬ> – «всё течет») и утверждением о невозможности дважды войти в одну и ту же реку, Гераклит обнаружил истинную и вечную сущность, не позволяющую миру превратиться в полный хаос и придающую жизни смысл. Это – Логос, что буквально означает
Слово, а вернее – речь с ее смысловым содержанием, божественное слово, мировой разум, всеобщий закон. Логос у Гераклита осуществляет единство всех изменчивых вещей, но сам такой вещью не является. При этом Логос и текучий мир вещей у Гераклита едины, несмотря на их противоположность, что характерно для пантеизма: «Не мне, но Логосу внимая, мудро признать, что все – едино: делимое – неделимое, рожденное – нерожденное, смертное – бессмертное», и далее: «Все – одно и из одного – все», «Бог есть день и ночь, зима и лето, война и мир, сытость и голод, в нем – все противоположности». Эта интуиция всеединства лежит в основе большинства мистических мировоззрений, особенно пантеистических – достаточно вспомнить знаменитый принцип позднего индуизма «ты есть То». Внутренней пружиной миропорядка, гармонии нашего мира Гераклит считает борьбу противоположностей: «Враждующее соединяется, прекрасная гармония возникает из разногласных тонов, и все происходит через борьбу». Для иллюстрации такого «симфоничного» единства противоположных понятий он использовал метафору лука и лиры: лук – символ войны и смерти, лира – мирной жизни, но они едины, поскольку имеют общую основу – натянутую струну. Греки называли Гераклита Темным за парадоксальность его учения и афористичность стиля. Сократ высоко ценил дошедшие до него тексты Гераклита, хотя сам превыше всего ставил четкость и ясность доводов разума. Согласно Диогену Лаэртскому, он отозвался о прочитанном так: «Что я понял – прекрасно, а чего не понял, по-видимому, тоже» (есть вариант: «а чего не понял, наверное, еще лучше»). Развитие идеи Гераклита о взаимосвязи Логоса и изменчивого мира вещей и явлений можно найти в антиномии Единого и многого у Платона, а затем в завершающем античную философию неоплатонизме, о котором будет подробно рассказано в основном тексте книги, поскольку понятия и категории этой поразительной философской системы стали адекватным языком для христианского богословия (но лишь языком, не более того, т. к. сам неоплатонизм целиком стоит на почве язычества и в свое время был одним из опаснейших идейных врагов христианства, а также основой многих ересей).