- Нет, сир.
- Во время осады Штормового Предела я поставлял еду гарнизону, прорываясь через блокаду Лорда Редвайна и опасные воды вблизи родовой твердыни Баратеонов. Прозвище мое связано именно с грузом лука и трески, которые, прорвав блокаду, я доставил в замок. Эта нехитрая снедь спасла остатки гарнизона и самого Станниса от голодной смерти, позволив им продержаться до снятия осады. В качестве благодарности король дал мне звание рыцаря, крепость и земли на Мысе Гнева, обеспечив тем самым моим потомкам жизнь, подобающую благородным родам. При этом в качестве наказания за долгие годы контрабанды он лично отрубил мне последние фаланги пальцев мясницким ножом. Вот она истинная справедливость, миледи.
Санса все еще смотрела на его изуродованную культю Сиворта, когда по толпе пробежалась волна ропота: король, гордо поднимая голову, пересек двор в сопровождении гвардейцев и занял свое место.
- Ввести пленника, - воскликнул он, устремив свой величественный взгляд на толпу, разразившуюся одобрительными возгласами.
- Они как стая стервятников, слетевшихся на пир, почуяв запах крови – прошептала девушка.
- Миледи, толпа жаждет зрелищ не меньше, чем еды. Первое они уже получили.
- Я это помню, сир Давос, во время бунта в Королевской Гавани меня чуть не растерзала толпа, едва не лишив меня чести, а может быть и жизни. В этот момент я мысленно призывала на помощь богов, рыцарей и лордов, но лишь Пес услышал этот немой крик, - проговорила Санса, все больше погружаясь в воспоминания.
Со всех сторон послышались крики и улюлюканья, когда три тяжеловооруженных гвардейца вывели Клигана, закованного в цепи, на тренировочное поле. По выражению лица пленника невозможно было угадать его эмоции, но глаза горели злостью, смерить которую не смог даже тяжелый взгляд Станниса, заставивший души остальных воинов благоговейно трепетать.
- Снять с него доспехи, - послышался громовой голос короля.
Санса не отводила глаз от воина, стоявшего к ней спиной, до боли заламывая свои нежные пальчики.
- Должен сказать, что Вы выбрали себе весьма странного спутника, миледи! – проговорил королевский десница, все это время не отрывавший взгляд от бывшей королевы.
- Его внешность больше не страшит меня, милорд. У кого-то обожженое лицо, а у кого-то душа. Иногда за красивой оболочкой скрывается гнилое содержимое. Мне слишком часто приходилось это видеть.
- Вы мудры не по годам!
- Мудрость зависит не от количества прожитых зим, а от пережитых испытаний. Санса Старк, покинувшая Винтерфелл умерла. Нет больше девушки, верившей в прекрасных принцев и благородных рыцарей, ее место заняла другая, прожившая много жизней и умиравшая десятки раз, женщина, сир Давос. Я сгорала каждый раз, когда получала вести о смерти своих родных, но каждый раз возрождалась из пепла, продолжая свою, полную лицемерного притворства, жизнь, пока не нашла в ней новый смысл.
Сиворт, восхищенный до глубины души этими словами, порывался еще что-то сказать, но взревевшая толпа, заставила его прикусить язык. Клиган, обнаженный по пояс, стоял перед входом в смертельный тоннель. Все воины вооружились тяжелыми деревянными мечами, которые использовали рекруты для своих тренировок, и заняли свои места. Во дворе повисла тишина, сердце Сансы билось так, что готово было вот-вот вырваться из груди и под это неистовый ритм, Клиган сделал первые шаги по устрашающему коридору.
Шаг, затем еще один и еще…но ничего не происходило: ни один меч не занесся над его головой, ни один воин не двинулся с места. Казалось, время остановилось в этот момент для всех, кто присутствовал в этом замке, тем неожиданнее оказался крик, разорвавший тишину:
- Собаке – собачья смерть, - проговорил он и с треском нанес сокрушительный удар, разразившись зловещим хохотом.
Мужчина согнулся под тяжестью деревянного меча, но продолжил идти сквозь тоннель. Со всех сторон послышались одобрительные крики и свист толпы, и удары посыпались один за другим, скрыв пленника в возникшей давке.
Клигана не любили, поэтому никто не старался смягчить удары, падавшие на его плечи. На миг он показался в расщелине, разделившей тоннель, по лицу и плечам воина струилась алая кровь, спину и могучую грудь покрывали огромные разодранные синяки, но через секунду очертания его фигуры скрылись за плащами солдат.
- О Боги, пощадите, - взмолилась Санса, ухватившись за перила. - Он не дошел и до половины.
Сандор все ниже склонялся к земле под нескончаемыми ударами деревянных мечей. Сквозь кровь, пеленой застилавшей глаза, Клиган отчетливо видел конец этого коридора, но сил двигаться вперед не было. В какой-то момент он оказался на каменных плитах, лихорадочно цепляясь пальцами за расщелины и пытаясь притянуться, но тяжелые пинки ногами, заставляли его судорожно хватать воздух, делая заветную цель недостижимой.
- Довольно, прекратите!! – раздался громкий крик Пташки, заглушающий рев толпы в его ушах, - Хватит, Вы убьете его!
Клиган не видел девушку, но звук ее голоса, звонким колоколом разнесшийся по двору, буквально вырвал его из забытья, восстановив хрупкую связь с реальностью. Он из последних сил цеплялся руками за каменные выступы и полз, пока красная пелена непроглядной стеной не встала перед его глазами. И все оборвалось….
========== Глава XXVIII ==========
От боли, но больше от слабости Клиган потерял сознание. Очнулся он только, когда кто-то стал накладывать повязки на его раны, но потом снова провалился в забытье. Мужчина смутно помнил, как несколько гвардейцев отволокли его в подземелье, где бросили в какую-то камеру.
Как человеку знатному, хотя к таковым он себя никогда не относил, ему оказали честь. Темница его была чистой, без зловонных испражнений и каменные плиты не устилали останки заживо сгнивших пленников, имевших несчастье прогневить очередную венценосную особу. Пол был простелен свежим тростником, а в углу лежала охапка сена, на которую, собственно, и бросили его обессиленное тело. Но, к сожалению, это было единственное, что как-то могло порадовать Клигана, а в остальном – полная безнадежность. Кормили его плохо – бросят краюху хлеба на весь день, да кружку воды, вот и вся радость.
С ним никто не говорил, никто не заходил в камеру, и вскоре мужчина напрочь потерял ощущение реальности, хотя, сказать по правде, он ни на секунду не возвращался к ней из своего забытья. Сандор не мог сказать наверняка, была ли еда в его камере, наложили ли повязки на его раны или все это привиделось ему в последний час. Пес не знал сколько времени провел в заточении, корчась в предсмертных муках, даже не мог сказать, жив он или уже мертв. Порой ему казалось, что душа покинула бренное тело и будто бы парила над ним, пытаясь вырваться на свободу и улететь, но что-то неизменно возвращало ее назад, продолжая агонию. Кровь вспыхнула убивающим огнем, бурля в венах подобно раскаленной лаве, выжигающей все его существо. Мужчина метался по соломе, в кровь раздирал руки, царапая ногтями каменную кладку стены, а потом вовсе терял сознание. Казалось, будто незримая нить его жизни перерублена навечно, и он уносился прочь в самую глубокую преисподнюю, где его душа вновь горела страшным огнем.
Одно видение сменялось чередой других, но Клиган по-прежнему не мог ухватиться за действительность, окружавшую его. Порой ему снилось, что он лежит рядом с Пташкой на пуховых перинах, чувствует ее прикосновения и ласковый шёпот, и в эти моменты приятная прохлада разливалась по телу, прекращая его муки. Но потом огонь вспыхивал с новой силой, сжигая столь милый сердцу образ.
Часы сменялись днями, дни – неделями, и постепенно, шаг за шагом, Сандор возвращался к жизни. Приходя в сознание, он более отчетливо видел Пташку, чувствовал аромат, исходивший от ее тела, и казалось, заново открывал для себя это прекрасное создание. Ночи его стали более спокойными, а пламя, сжигавшее изнутри, постепенно погасло. Сквозь сон он более отчетливо слышал голоса и детский плач, запоминал обрывки фраз, складывая их в незримую мозаику, но стоило ему открыть глаза, как в него вливали какую-то отвратительную жижу, обрывая и без того хрупкую связь с реальным миром. И так продолжалось снова и снова пока, наконец, он не выбил стакан с маковым молоком из рук Пташки, провалившись в сон.