— А вы, мисс Мёрфи? — спросил отец Фортхилл, держа в руке чайник. — Это холодная ночь. Я уверен, что чашечка чая вам не помешает.
— Почему бы и нет? — сказала она. Фортхилл наполнил ещё одну чашку для Мёрфи, передал ей и одёрнул свою жилетку, словно пытаясь уговорить её быть потеплее. Он повернулся, подошел к окну, за которым стояли мы с сэром Стюартом и протянул обе руки.
— Вы уверены, что слежки нет? Я могу поклясться, что что-то чувствую.
Я моргнул и посмотрел на сэра Стюарта, который сказал, пожав плечами:
— Он и вправду хорош.
— Хорош в чём?
— Священники. Жрецы. Шаманы. В таком духе, — выражение его лица казалось абсолютно спокойным. — Если ты всю жизнь заботишься о чужих душах, то начинаешь чувствовать их.
Сэр Стюарт кивнул на отца Фортхилла.
— Призраки вроде нас не являются душами, но и не сильно от них отличаются. Он чувствует нас, даже если сам полностью этого не понимает.
Тото спрыгнул с колен Эбби, побежал по паркету, поставил лапы на стену под окном. Он яростно тявкнул несколько раз, глядя прямо на меня.
— И собаки, — добавил сэр Стюарт. — Где-то одна из десяти может чувствовать нас. Наверное, поэтому они всегда лают.
— Как насчёт кошек? — спросил я. Мистер покинул гостиную сразу после прибытия остальных людей, и сейчас его не было видно.
— Кошки — безусловно, — сказал сэр Стюарт слегка удивлённо. — Насколько я могу судить, все кошки это могут. Но они не очень впечатляются тем фактом, что мы мертвы и всё ещё присутствуем. Я нечасто видел от них какую-либо реакцию.
Отец Фортхилл осторожно поднял Тото с пола. Маленькая собачка энергично заёрзала, виляя хвостом, и успела облизать руки старого священника прежде, чем он успел аккуратно отдать её обратно Эбби. Улыбнувшись и кивнув ей, он налил себе свежего чая и снова сел.
— Кого они ждут? — спросил сэр Стюарт. — Эту Молли?
— Возможно, — сказал я. В комнате был ещё один стул. Он стоял ближе всех к двери и дальше всех от любой другой мебели в комнате. Практически все остальные места в комнате были на линии огня, направленного на последний стул, если бы дело дошло до стрельбы. Возможно, это было совпадением. — Но я так не думаю.
Раздался короткий щебечущий звук. Мёрфи включила рацию, которая была меньше, чем колода карт.
— Мёрфи. Приём.
— Приближается понтомобиль, — раздался тихий голос. — Мохнатики идут на перехват.
Уилл изумленно фыркнул.
Мёрфи улыбнулась и покачала головой, прежде чем ответила по рации:
— Спасибо, Глазастик. Заходи, как только она появится. Тебя ждёт горячий чай.
— Погода — просто рехнуться можно, правда? Только в Чикаго такое бывает. Глазастик, отбой.
— Это просто ни в какие ворота, — сказал Дэниэл, когда Мёрфи отложила рацию прочь. — Это ужасный способ связи. Он может вызвать путаницу в тактической ситуации.
Мёрфи выгнула бровь и сказала сухо:
— Я пытаюсь представить себе ситуацию, в которой ошибочное сообщение быть готовым к появлению врага привело бы к катастрофе.
— Если бы кто-то в команде жонглировал склянками со смертельным вирусом, — быстро вставил Уилл. — Или нитроглицерином.
Мёрфи кивнула.
— Заметка: не использовать рацию в случае миссии с нитровирусным жонглированием.
— Учтено, — протянул Уилл.
— Вы слишком много говорите, мистер Борден, — холодно сказал Дэниэл.
Уилл не шелохнулся.
— Это не я много болтаю, малыш. Это ты слишком чувствительный.
Дэниэл прищурился, но отец Фортхилл положил руку на мускулистое плечо юноши. Старик не смог бы удержать его физически, но его прикосновение могло держать не хуже, чем якорь на стальной цепи держит линкор. Попытка Дэниэла подняться перешла в стремление сесть поудобнее, и он сложил руки на груди, нахмурившись.
— Бледное Лицо через пять, четыре, три... — раздалось из рации Мёрфи.
Спины напряглись. Лица застыли. Несколько рук исчезли из виду. Чья-то чашка несколько раз звякнула о блюдце, прежде чем её остановили.
С того места, где я стоял за окном, я мог видеть входную дверь, и через пару секунд после того, как счёт из рации прекратился, её открыла вампир Белой Коллегии.
Она была ростом, наверное, пять футов и два дюйма, с ямочками от улыбки на щеках и с тёмными, вьющимися волосами, достающими до талии. Она была одета в белую блузку с длинной пышной юбкой и ярко-алые балетные тапочки. Первое, о чём я подумал, было: «Ваааау, она такая миниатюрная и очаровательная», — а потом мне пришло в голову, что она, должно быть, брезглива, когда повсюду кровь. Я даже явственно представил, как она аккуратно приподнимает подол своей юбки, чтобы пола касались только алые тапочки.