Фигура приближалась, и по мере ее приближения делалось все холоднее.
— А ну назад! — рявкнул я. — Я не шучу.
Тварь еще раз оттолкнулась от земли кончиками пальцев, бездумная и изящная, как голодная медуза, только страшнее.
Я быстро отступил на пару шагов.
— Ладно, — буркнул я. — Как хочешь. — Я вскинул правую руку, напряг волю и рявкнул: — Рие§о!
И не произошло ничего. Ровным счетом ничего.
Я не ощутил в себе никакого бурления энергий. Никакого сопутствующего этому возбуждения, никакого вибрирующего напряжения, никакой вспышки в мозгу. Равно как не увидел раскаленного добела разряда, которому полагалось бы испепелить надвигающуюся тварь.
Магия исчезла.
Магия исчезла.
— Ох, черт! — выдохнул я, отшатываясь от твари, с убийственным изяществом протянувшей пальцы к моему горлу. Сдавленный вопль сделался громче и на несколько тонов выше. Вместо ногтей на кончиках пальцев мотались какие-то бесформенные ошметки, от которых исходил леденящий холод.
За моей спиной звонко клацнул взводимый курок кремневого пистолета.
Я оглянулся — как раз вовремя, чтобы увидеть ствол здоровенного старого пистолета Стю, уставленный практически мне в нос. Полагаю, в размерах дуло все-таки уступало железнодорожному туннелю, но в тот момент оно представлялось мне именно таким огромным.
Потусторонний холод буквально обжигал мне спину.
— Ложись! — крикнул Стю, но я и так уже почти растянулся на земле.
Я больно саданулся — похоже, бестелесное существование не освобождало меня от законов гравитации и связанных с этим неудобств, — и в это мгновение грянул выстрел.
Все происходило как во сне — достаточно медленно, чтобы разглядеть в мельчайших подробностях, но и достаточно быстро, чтобы я осознавал всю невозможность повлиять на происходящее, как бы я ни старался. Я ожидал услышать резкий хлопок выстрела — быть может, глухой удар, как это бывает при использовании дымного пороха, — и едва не оглох от такого рева, словно над выстрелом потрудилась последовательно дюжина диджеев и миля железнодорожного туннеля. Вместо клуба порохового дыма из дула вырвались и разбежались круги света, переливавшегося всеми цветами радуги; в центре свет завихрялся, словно потревоженный пулей.
Да и пуля оказалась вовсе не куском свинца, а разноцветным светящимся шаром размером с мячик для гольфа. Он пролетел в паре футов от моей головы, но лицо словно обожгло огнем. От шара исходило низкое гудение, как от усиленной электричеством басовой струны, и вибрация звука проникала, казалось, до самых костей.
Я успел еще повернуть голову и увидеть, как шар врезался в грудь надвигавшейся твари. Эта не-пуля продырявила в ее теле дырку размером с мой кулак, из которой вытекло облачко пара. В облаке клубился свет, словно в луче старого кинопроектора, и я вдруг разглядел в нем призрачные образы — неясные, искаженные, словно кто-то склеил ролик из обрезков кинопленки, собранных на полу монтажной.
Образы стали темнеть и в конце концов исчезли совсем, оставив за собой тающее облачко тумана. Только тут до меня дошло, что серая фигура оседает, как бурдюк, из которого медленно вытекает вода.
Туман растворился. От серой фигуры остался только уродливый, бесформенный комок на земле.
По ступеням крыльца прогромыхали шаги, и Стю встал между мной и этой тварью, кем бы она ни была. Пока руки его отработанными движениями перезаряжали пистолет, засыпая в ствол порох из рожка и утрамбовывая пыж коротким шомполом, взгляд не переставал настороженно шарить по улице.
— Что это, черт подери, такое было? — выдохнул я.
— Дух, — негромко, с бесстрастностью профессионала отозвался он. — Призрак вроде меня или вас, поддавшийся отчаянию и лишившийся остатков рассудка.
— Опасный?
— Исключительно опасный, — подтвердил Стю, повернулся и посмотрел на меня. — Особенно для таких, как вы.
— Как я?
— Для свежих теней. У вас ни на грош опыта по части того, как себя здесь защитить. И спрятаться свежим теням, таким как вы, тоже нет никакой возможности: от вас за версту разит жизнью. — Он нахмурился. — От вас особенно.
— Возможно, потому, что я чародей.
Стю кивнул:
— Похоже на то.
— Что бы случилось, если... — Я мотнул головой в сторону останков духа.
— Он пожрал бы ваши воспоминания, — тихо ответил Стю.