Сердцевиной, сутью человеческой ситуации, вокруг которой вращается все остальное, Сартр считал безусловную свободу — неустранимую и первичную реальность выборов, в результате которых сознательное бытие становится тем, что оно есть. До рефлексии, считал он, не существует никакого Я\ действие создает Я как свободно выбранное существование. Поэтому не имеет смысла говорить, например, что человек эгоистичен по природе своей, поскольку нет никакой «природы», нет врожденного Я. не Я определяет действия, а, скорее, оно само — результат свободных действий. Как бескомпромиссно подчеркивал Сартр, все мы несем ответственность. В связи с этим он выдвинул широко дискутируемое понятие самообмана — понятие, которое читатели легко перевели на психологический язык, проинтерпретировав его в смысле, близком фрейдовскому представлению о бессознательных мотивах. Под самообманом Сартр подразумевал мириады способов, которыми люди маскируют свои выборы, прячут их от самих себя и таким образом отрекаются от ответственности за свою жизнь. Как типичный мужчина-француз, он приводил такой пример: женщина, которую обольщает мужчина, притворяется перед самой собой, будто мужчину привлекает не ее тело, а ее общество; тем самым она избегает открытого выбора относительно сексуальных отношений. Эта женщина обманывает себя, поскольку не принимает ответственности за то, что в действительности свободно выбирает. Доведенные до логического конца, эти размышления сводили любое причинное объяснение действия — и следовательно, психологию и социологию вообще, поскольку те занимались поиском причин, к акту самообмана. Свобода, казалось, дает действию предельную бессмысленность: состояние, изображенное Альбером Камю (Albert Camus, 1913–1960), бывшим ка- кое-то время другом Сартра, в романе «Посторонний» (L’etranger, 1942). В то же время именно свобода дает человеку достоинство. Во времена немецкой оккупации Франции, Холодной войны и передела мира идея о неотъемлемой свободе бытия внушала надежду.
Творчество Сартра, его спутницы жизни Симоны де Бовуар и Камю в конце 1940-х гг. получило известность в англоязычном мире. В США художественный авангард приветствовал «бессмысленность» как антибуржуазное послание, а интеллектуалы и терапевты делали акцент на понятии свободы как выражении чувства собственного достоинства и независимости каждого человека. Протестантский теолог Пауль Тиллих (Paul Tillich, 1886–1965), социалист, в 1930-е гг. эмигрировавший из Германии, сформулировал ценности христианской пастырской заботы на языке экзистенциализма. В своих лекциях, опубликованных под заглавием «Мужество быть» (The Courage to Be, 1952), Тиллих обсуждал тревогу — явление, которое он считал центральным в опыте современности и неизбежно связанным с угрозой атомной войны. Он отстаивал возможность подлинной встречи с бытием и, следовательно, преодоления индивидуальной тревоги с помощью мужества. Тиллих имел чрезвычайное влияние в качестве преподавателя Униатской теологической семинарии в Нью-Йорке и, позднее, Гарвардского университета. В таких обстоятельствах и пересекались интересы психотерапевтов и пастырей церкви. Среди студентов Тиллиха был Ролло Мэй (Rollo May, 1909–1994), психоаналитик, опубликовавший несколько книг, связывающих терапию и экзистенциализм, — в том числе сборник «Существование» (Existence, 1958), подготовленный им вместе с психиатрами Эрнстом Энджелом (Ernst Angel, 1894–1986) и Элленбергером. Мэй также сотрудничал с Маслоу, и вместе они хотели обратить психологию к гуманистическим целям, начиная с безусловного принятия свободной личности человека. В Великобритании экзистенциальную тему подхватил психиатр Роберт Лэнг (Robert D.Laing, 1927–1989); преломившись в его интерпретации шизофрении как осмысленной реакции на невыносимые семейные отношения, эта тема стала важным элементом контркультуры 1960-х гг.