Там, в углу комнаты.
Находилась светловолосая девочка.
Она сидела, обняв руками колени.
Она выглядела на 8 лет, совсем еще малышка.
Не на 27 лет.
Не на 17 лет, не на 12 лет, не на 10 лет. Восьмилетняя светловолосая девочка.
Она с опаской смотрела на меня.
— Черт.
Как же мне называть ее?
Она даже не тень прошлой себя, у нее даже нет имени.
Осколок того, кем она была когда-то.
Пустая оболочка прекрасного демона.
И…
Для меня это существо, которое я не могу забыть.
— Мне… очень жаль.
Я подошел к ней.
А затем наклонился, чтобы быть в ней на одном уровне, и обнял ее.
— Если ты захочешь убить меня, ты можешь это сделать в любое время.
Она ничего не ответила.
Она больше не разговаривает со мной.
Словно капризничая, она начала сопротивляться, но сразу же стала послушной, и, не говоря ни слова, вцепилась в мою шею.
Немного больно.
А затем ощущение эйфории растеклось по всему телу.
— Не думаю, что твое решение было правильным, — невозмутимо произнес Ошино. — Наверное, можно назвать это антропоцентризмом. Отвращение, которое ты испытывал к вампирам, поедающим людей, того же уровня, что и разочарование от наблюдения за тем, как любимая кошка поедает мышь. И ты выбрал заботу о вампире в качестве питомца. Вырвав ее клыки, выдернув ее когти, вырезав ее голосовые связки, нейтрализовав ее… Ты, сам являвшийся питомцем для вампира, сейчас держишь своего хозяина в качестве питомца. Вот что происходит. Если подумать, это не очень впечатляет.
— …
— Человек, желавший пожертвовать своей жизнью ради вампира, и вампир, желавший пожертвовать своей жизнью ради человека, м-да. Это то же самое, что смывать кровь кровью. Поскольку для меня это всего лишь работа, я не хочу совать сюда свой нос, но, раз я уже влип по уши, дам тебе совет. Если ты устанешь от всего, просто скажи мне, Арараги-кун.
— Я никогда не пожелаю такого, — ответил я, пока девочка пила мою кровь. — Потому что я делаю то, что мне нравится.
— А если тебе разонравится, что тогда? — спросил он.
Прежде чем уйти, я аккуратно обнял маленькое и беззащитное тело девочки, которое легко можно было раздавить с помощью физической силы обычного человека.
Мы, поранившие друг друга, зализываем друг другу раны.
Мы, ставшие поврежденными вещами, нуждаемся друг в друге.
— Если завтра ты умрешь, моя жизнь будет длиться только до завтра. Если сегодня ты будешь жить, то и я буду жить вместе с тобой, — поклялся я во весь голос.
Вот так и началась история о ранах.
Красная, когда мокрая, и черная после высыхания, кровавая история.
История о нашей драгоценной ране, которая никогда не затянется.
Я не расскажу ее никому.