В этот момент пришла Ханекава.
Раздался стук в железную дверь склада спортинвентаря.
Тук-тук.
— Служба доставки. Девушку заказывали?
— …
Нет, я не могу сейчас смеяться.
Это не лучший способ показывать беспокойство.
В любом случае, я разобрал баррикаду. Используя свою силу вампира, мне было легко как построить, так и разобрать ее. После этого я сказал Ханекаве протиснуться сюда боком, а сам придерживал дверь закрытой настолько, насколько это было возможно, прижимаясь к стене, чтобы не попасть под солнечные лучи, проникшие сюда вместе с ней. Скоро закат, но вечернее солнце все еще светит в небе.
Позднее я собираюсь выбежать на солнце.
Позднее я собираюсь принять солнечную ванну всем телом.
Однако это произойдет только после того, как я поговорю с Ханекавой.
Ханекава даже сегодня одета в школьную форму.
Эта девушка, кажется, не хочет показывать мне свою обычную одежду. Или, может быть, она не хочет, чтобы я увидел ее обычную одежду. Хотя ладно, у меня нет навязчивой идеи по этому поводу.
Ханекава бодро улыбалась.
Это была ее обычная улыбка.
Полагаю, это тоже проблема.
— В чем дело?
Пока я снова баррикадировал эту железную дверь, она произнесла эти слова у меня за спиной крайне веселым голосом.
— Похоже, меня умело заперли в этом хранилище спортинвентаря. Что же мне делать, если Арараги-кун сыграл со мной непристойную шутку?
— Шутку, говоришь…
Эта девушка…
Неужели она думает, что я могу быть таким распутным? Ну, я определенно мог показать себя с такой стороны, но я, несомненно, не являюсь человеком, который любит такие пошлые разговоры.
Я больше похож на джентльмена.
— Да будет свет.
Она включила фонарик и положила его на гимнастического коня. Поскольку у этого фонарика квадратная форма, он никуда не покатился. После этого, Ханекава села на мат. Я сел перед ней.
— Ах. Ты сидишь передо мной, значит, ты пытаешься посмотреть на мои трусики.
— Ты меня совсем не понимаешь, — сказал я Ханекаве, прижимающей снизу подол юбки. Я не мог больше сдерживаться. — Например, если бы передо мной сидела обнаженная девушка, которая попросила бы не смотреть на нее, то я бы не смог отвести от нее взгляд!
— Это было бы в порядке вещей.
— Ух!..
Неужели?!
Давно ли здравый смысл этого мира изменился?
— Эм, Ханекава, ты просто не знаешь, какой я джентльмены.
— Джентльмены — это множественное число38, — сказала Ханекава. — Хотя, если это правда, то я жду с нетерпением.
— Чего ты ждешь?
— Когда начнется новый семестр, я смогу увидеть нежную сторону Арараги-куна и смотреть на нее так часто, как захочу, верно?
— …
Ну и ну.
Твоя интуиция слишком хороша.
Несмотря на то, что я в своем письме ничего не упоминал о своем решении, и, кроме того, я намеревался скрывать это от нее до самого конца.
Потому что Ханекава остановила бы меня любой ценой.
— Поэтому ты не должен умирать.
— Ханекава…
— Ты не должен умирать, — сказала она.
Хотя вокруг было темно, она смотрела прямо на меня.
— Твои мысли об этом доказывают, что ты убегаешь от самого себя.
— Ты изумительна… — ответил я Ханекаве, а после этого рассказал ей все, о чем думал.
— Ты изумительна. Когда я вижу тебя перед собой, то чувствую себя невероятно ничтожным. Скорее всего, если бы я не встретил тебя, то был бы уже давно мертв. Было достаточно моментов, когда это могло произойти
— Вот поэтому я и говорю тебе, что ты не должен умирать. Слушай, что я говорю.
— Это все моя вина, — сказал я.
Эти слова выглядели, словно исповедь.
— Мои необдуманные поступки привели к такому результату. В тот раз, когда я дал Киссшот свою кровь, я словно не задумывался, что произойдет потом. А ведь это очень легко понять, стоит только чуть-чуть подумать. Пожертвовать кровь вампиру, ну что за идиотизм, но я…
Что она питается людьми.
Что будут еще жертвы.
В конце концов, я и не думал об этом, а когда я все понял, то сбежал. Даже потом, когда я стал вампиром, и у меня было полно проблем, у меня было достаточно времени поразмыслить над этим.
Нет.
Во-первых, я сказал это в самом начале.
Ханекаве в тот день, после церемонии закрытия.
Именно я сказал эти слова.
Если твою кровь выпьют, ты умрешь.
Именно так.
Кровь Палача была выпита.
Он был убит.
Он умер.
Я не понял то, что должен был понять.
— Из-за меня погиб человек.
— Это не твоя вина. Кроме того, для вампира, для Хеартандерблейд-сан это все должно быть очень естественно. Это тоже самое, что для нас питаться коровами и свиньями.
— …
Если я не буду есть, я умру.
Вот что она сказала.
— Но она полагает, что ты являешься моей мобильной едой. Она не считает тебя членом нашей группы.
— Но твой случай был исключением.
Спаситель.
Мы обоюдно спасли друг друга.
Я спас Киссшот.
Она спасла меня.
В таком случае, между нами могли возникнуть взаимоотношения взаимного доверия.
Однако это…
— Это что-то вроде любви к выдающейся корове. Точно, даже если не иметь в виду коров, они часто встречаются: гениальные собаки или гениальные обезьяны.
— Ты говоришь о домашних животных? — перебила меня Ханекава.
Совершенно верно.
Кажется, даже Ошино говорил нечто подобное.
Привязанность к любимцу.
— Но для нее это естественно, в том числе ее отношение ко мне.
— Угу. Поэтому Киссшот не является злом. Зло — это только я. И никто, кроме меня.
— Вообще-то, я так не думаю. Потому что добро и зло зависят от точки зрения.
— Ты права.
Ошино говорил даже это.
«У каждого человека свой взгляд на правосудие», — сказал он.
Поэтому Ошино упорно выбирает нейтральную точку зрения.
— Я никогда не смотрел на это с такой точки зрения. Драматург, Эпизод, Палач. Эти трое были людским правосудием.
— Но ты-то вампир, так что с этим ничего не поделаешь. Еще раз повторяю, не надо так преувеличивать.
— Довольно тяжело для меня не преувеличивать. В конце концов, я стал врагом человечества.
— Значит, ты больше не хочешь снова стать человеком? — спросила Ханекава.
Ее голос не обвинял меня, но, учитывая мое текущее состояние, это был жесткий вопрос.
— Ты уже потерял свою человечность? Разве не ты говорил, что хочешь снова стать человеком? Ты хотел вернуться к реальности, не правда ли?
— Была уже одна жертва. Сейчас будет слишком эгоистично, если исполнится только мое желание.
— Раз уж ты упомянул об эгоизме, то разве сейчас ты не эгоистичен?
— Э?
— Потому что…
Поправив свои очки и вздохнув, Ханекава продолжила:
— Ты пытаешься сбежать от всей этой каши, которую заварил.
— Нет…
Это неправда, хотел я сказать, но слова застряли у меня в горле.
Ханекава добавила:
— И сердце, и тело, оба убегают.
— …
— После этого ты попытаешься убежать. Из-за твоих ошибок ты попытаешься все сбросить. Но поскольку в реальном мире нет кнопки «сброс», ты попытаешься выдернуть вилку из розетки. Разве я не права?
— Ты ошибаешься…
Ты ошибаешься.
Я так думал.
— Не то чтобы я хотел убежать, я просто хочу принять ответственность за это. По крайней мере, я могу положить конец своей бессмертной жизни в качестве расплаты.
— Ты только добавишь к списку своих грехов еще один, — сказала Ханекава. — Суицид — это грех.
— Что, что? Ханекава, ты противник самоубийства.
— Я не имела в виду, что моя точка зрения именно такова, но я считаю, что в данном отношении ты такой же, как я.
— Такой же?
— Тебе плохо, когда люди умирают.
Объясняя смысл, Ханекава продолжила: