Верней, так оно должно было быть, но, как говорится, в семье не без урода: по какой-то причине, Куракса была совсем не такой, как ее сестры. Она страстно любила детей и сама мысль о том, ей, как злой ведьме, положено насылать на них смертельные хвори, приводили ачури в ужас. Потому-то Куракса днем отсиживалась то в своей норе в лесу, то в ночлежке Грогера и покидала укрытие лишь по ночам, когда маленькие дети крепко спали. В сновидения злой ведьмы Грогер заглядывал нечасто, а, заглянув, никогда не рассказывал Куксону, что видел, только улыбался весь день.
— Куракса, Куракса! — снова запищала желтая поганка. — Грибочка не желаешь?
— Я — неумирающая. От грибочков ничего со мной не сделается.
— Жаль, жаль…
Бирокамий Гимальт глянул в окно.
— Ну и снегу навалило, — проворчал он. — Эх, оказаться бы сейчас там, где лето, где тепло…
Он подумал.
— Пожалуй, так и сделаю. Отправлюсь-ка ненадолго на юг, погреюсь на солнышке…
Ачури Куракса присела на корточки возле очага и протянула ручки к огню.
— Опять? А помнишь, что в прошлый раз произошло? Грогеру пришлось заплатить странствующему магу, чтобы тот вытащил тебя из Пустынных земель, где ты застрял. Неважно у тебя раздвоения получаются!
Гимальт сердито блеснул глазами.
— Я бы и сам вернулся! Все бирокамии хорошо владеют магией перемещения, особенно, когда им не мешают невежественные тупицы, вроде вас!
Ачури умолкла, поглядывая на бирокамия снизу вверх.
— Ты так и не вернул Грогеру деньги, — напомнила она. — А ведь тот маг, что помог тебе, потребовал немало!
Гимальт раздраженно фыркнул и снова склонился над блюдом, придирчиво рассматривая светлячков.
— А вы и рады были подарить денежки первому попавшемуся шарлатану! Лучше бы мне отдали. Заткнись, Куракса! — повысил он голос, заметив, что ачури хочет что-то возразить. — Не спорь со мной! Я, как-никак, бирокамий, а ты кто? Обычная ведьма, которая и колдовать-то толком не умеет!
Куракса слегка обиделась.
— Это почему же не умею? Я…
Бирокамий прищурился.
— Тебе ведь полагается насылать на человеческих детей хвори и смертельные болезни? Расскажи, многих ли ты уже уморила?
Ачури смутилась.
— Ты, Куракса, позор для всего рода ачури, — злорадно заключил Гимальт. — Потому-то твоя родня и знать тебя не желает. И правильно делает, между прочим…
Он взял одного светлячка, внимательно посмотрел на него, скептически поджав губы, и покачал головой.
— Нет, не годится. Сразу видно, что светить, как полагается, он не будет. Дармоеды, бездельники, лентяи! Я важным делом заняться собираюсь, мне нужно, чтобы в комнате было светло, как днем!
Громко хлопнула дверь, и в ночлежку торопливо вбежал человек, облаченный в легкую, не по погоде, куртку с поднятым воротником и продранными локтями.
— Ух, ну и мороз! Смертельно холодно к ночи стало! — воскликнул он, оттирая ладонями замерзшие уши.
Гоблин Куксон и этого постояльца знал прекрасно: Кабраксий, из потомственных некромантов.
Когда-то в Гильдии состоял и к нему, Куксону, за заявками приходил, но впоследствии из-за неумеренной тяги к спиртному был из Гильдии изгнан. А ведь какие способности у человека были, какие перспективы открывались!
Куксон отхлебнул остывшее вино, размышляя.
В самой-то некромантии, положим, ничего особенного нет, ремесло, как ремесло, но Кабраксий — особая статья: ему усопших и поднимать не требовалось, он и так их видел и слышал.
Цены бы некроманту с таким уменьем не было, да сгубила Кабраксия тяга к бутылке. Завел привычку с покойными на кладбище выпивать, и потихоньку да помаленьку покатился по наклонной дорожке.
Со временем знакомства да связи растерял, опустился, бродягой стал и ни на одно кладбище его теперь не принимают.
Увидев гоблина Куксона, Кабраксий бурно обрадовался и полез обниматься.
— Куксон, старина! Смертельно рад тебя видеть! Не выпить ли нам за встречу?!
Однако Куксон был начеку.
— Кабраксий! — строго промолвил он, отпихивая некроманта. — Мы сегодня уже виделись: утром, возле трактира «Стеклянная собака». Помнишь? Я на службу шел, а ты у Кокория на стаканчик клянчил.