– Скверно, – пробормотал автор этого электрического чуда. Тут же последовало шипение и хлопок, затем квартира погрузилась во мглу.
– Осторожней, – мягко сказала она.
– Все в порядке, – ответил ей он и проворно встал на ноги. – Не двигайся. Я знаю, где находятся предохранители.
И он отправился восстанавливать электричество.
Окна спальни были широко распахнуты, пропуская серебристое мерцание летней ночи. Луна не спешила с появлением, но звезды сияли вовсю. Электрический свет в соседних квартирах наводил на мысль об экономии и бережливости. Глаза ее нечетко различали окружавшие предметы, так что ей пришлось приподняться в кровати. Она ждала, что вот-вот вспыхнет свет. Но Абади понял уже, насколько бессмысленно вслепую искать плавкие предохранители в этой абсолютной темноте.
– А что, у твоей матери нет никаких свечей, – произнес он, обращаясь к Нóге, которая оставалась столь же неподвижной, как и кровать, на которой она лежала.
– Свечи? Для чего бы они нужны были ей? Субботних свечей она никогда не зажигала. Может, вам лучше подняться наверх? Там у соседей их должен быть миллион. Там женщина…
– Как ее зовут?
– Миссис Померанц. Она бабушка этих маленьких засранцев. У меня нет никакого желания видеть ее.
Он вышел, не попытавшись даже включить лестничный свет – здесь все было одно к одному. Она сидела на кровати, не в силах выбраться из нее. Со стороны лестничного пролета замигал свет. Абади появился, держа перед собой огромную свечу. Она торопливо поднялась ему навстречу и увидела, что он не один. Двое мальчишек шествовали за ним следом, держа в руках зажженные ханукальные свечи. Ухмыляясь, они зашли в квартиру через распахнутую дверь и застыли перед безмолвным и темным экраном телевизора.
– Ну вот так-то. – Она рассмеялась. – Нет больше никакого телевизора. Он умер.
– Скоро он оживет, – спокойно сказал старший мальчик. А младший, цадик, повернув к ней свое лицо ангела, добавил:
– С Божьей помощью.
17
Утром она отправилась в банк, чтобы проверить свой счет, оказавшийся много выше, чем она ожидала. Она тут же позвонила брату, выяснить, не получилось ли так, что он случайно внес на ее имя сумму, которая ей вовсе не полагалась.
– Тебе полагается все, до последней копейки, сестричка, – шутливым голосом заверил ее он, – ты все это заработала.
Но как это могло быть? Ведь не могли же ей столько заплатить за четыре появления в массовке?
– Очевидно, ты показалась этим киношникам сверхвыдающейся, – уже серьезно объяснил ситуацию Хони, – и они выписали тебе сверхбонус.
В конце концов он признал, что да, где только мог, выбивал для нее самые высокие ставки.
– Пожалуйста, Хони, – попросила она, – не трать на это так много сил. Этот эксперимент и без того стоил тебе немало, а кроме того, мне осталось пробыть здесь всего семь недель и я хотела бы прожить их безо всяких ухищрений. Легко и просто. Мне совершенно ничего не нужно… более того – жизнь в нашей старой квартире мне даже понравилась.
И она рассказала ему о визите Абади.
– Славно, – сказал Хони. – Запомни – если тебе нужно будет в квартире что-то починить, без малейших колебаний обращайся к нему. Он с радостью сделает все, что нужно. Он очень уважал папу и всегда готов был помочь нам, папа покровительствовал ему и, уходя на пенсию, сделал его своим преемником. В течение всех тридцати поминальных дней, после того как ты уехала из Иерусалима, сославшись на «совершенно срочный и очень для тебя важный» концерт, Абади и его жена приносили нам еду, без которой мы не могли обойтись, но в то же время не могли и предложить ничего нашим соседям харедим, поскольку не были уверены, что еда эта проверена и кошерна. Ну и, конечно, эта «электрическая» кровать.
– Что представляет собой его жена?
– Приятная. Вежливая. Чем-то похожа на него. Очень добросердечная.
Ранним полуднем Нóга отправилась на рынок Махане Иегуда и отыскала бар, днем превращавшийся в ресторан. Маленькие вечерние столики были собраны вместе, образуя один длинный, покрытый пятнистой клеенкой, за которым в ряд сидели с обеих, друг против друга, сторон продавцы, исключительно мужчины, в подавляющей части – работавшие на этом самом шуке люди: зеленщики, мясники, работяги и грузчики, удовлетворявшие свой аппетит с необыкновенной скоростью из огромных мисок, наполненных горячим хумусом, перемешанным с крутыми яйцами, в который были добавлены красноватые мясные тефтели, куски курицы и петрушка.
Она протиснулась к свободному месту между здоровенных мужиков и не успела пошевелиться, глазами отыскивая меню, как перед ней уже стояла глиняная глубокая тарелка – скорее миска, в которой дымилась та же еда, что и вокруг, в сопровождении двух пышущих жаром пит и бутылки с минералкой, из которой торчал кончик черной пластиковой соломки. Она повернулась к пожилому посетителю, сидевшему верхом на лавке и, вытаращив глаза, пялившемуся на нее.