Восточногерманский шпион Пульман проник в одно из самых чувствительных мест израильского оборонного комплекса. Судебный процесс над Пульманом проходил в обстановке полной секретности, и он получил 15 лет тюрьмы. О его аресте, суде и приговоре в израильской печати не было ни слова. Он вышел на свободу в 1982 году, и лишь одно агентство новостей опубликовало об этом коротенькое сообщение.
Как может демократическое общество со свободной прессой терпеть такую обстановку секретности и замалчивания? Разведывательные службы, военная цензура, правительство и судебная система — все балансируют на канате, натянутом между интересами защиты национальной безопасности и соблюдением законов. Потенциальная опасность велика: если жители Израиля, собственные граждане и иностранцы могут исчезать без следа — и даже их семьи об этом не ставятся в известность, — существует возможность нарушения прав любого человека.
Есть признаки того, что правительственные службы требуют расширения своих нрав в ущерб правам граждан. В 1979 году кнессет впервые принял закон о подслушивании и с тех пор внес в него несколько поправок, создав, наконец, систему контроля за действиями правительственных ведомств в этом вопросе. Впервые право устанавливать скрытые микрофоны и перехватывать телефонные разговоры было предоставлено полиции, «Шин Бет» и «Аману». Полиция может пользоваться этим правом для изобличения правонарушителей только с санкции судьи. Лишь одно старшее должностное лицо полиции вправе обращаться за таким судебным ордером.
«Органы безопасности», как две разведывательные службы определяются в законе, работают в более либеральном режиме. Для проведения таких мероприятий им нужно получить письменные санкции министров, курирующих эти ведомства: «Шин Бет» — санкцию премьер- министра, а «Аману» — министра обороны. Однако в законе содержится оговорка, что в неотложных случаях директор «Шин Бет» имеет право санкционировать подслушивание в течение 48 часов без согласования с высшими инстанциями.
«Моссад» тоже хотел получить такие же полномочия, но законодатели отказали, сославшись на то, что «Моссад» не имеет компетенции в вопросах внутренней безопасности и не должен работать на территории своей страны.
В Соединенных Штатах подслушивание даже по делам о шпионаже может осуществляться только по судебному ордеру. ЦРУ и Агентство национальной безопасности также по судебному ордеру могут вести слежку за иностранцами, не пользующимися защитой американской конституции, но не за американскими гражданами.
Израильское разведсообщество не связано такими ограничениями. Объектами подслушивания могут быть как иностранцы, так и граждане Израиля, и даже военная разведка «Аман» может взять «под колпак» любого человека. Закон разрешает разведывательным службам хранить расшифровку записей даже после того, как сами пленки уничтожены.
В 1980-х годах начальник штаба генерал Рафи Эйтан, подозревая своих генералов в том, что они разглашают секреты, приказал «Аману» организовать прослушивание их телефонных разговоров.
Руководитель военной разведки имеет право перехватывать разговоры любого лица, в том числе гражданского, если оно использует военную связь — даже премьер-министра и министра обороны, которым в демократическом обществе он подчиняется.
Граница между демократическим ценностями и требованиями безопасности стала еще более размытой в 1989 году. В декабре премьер-министр Шамир обвинил министра науки Эзера Вейцмана в поддержании тайных контактов с ООП, что было не только нарушением установленного правительством порядка, но и прямым «предательством» Израиля. Бывший командующий ВВС и министр обороны был потрясен — особенно когда Шамир подтвердил свои обвинения секретной информацией.
Премьер-министр, которому подчинялись «Шин Бет» и «Моссад», совершенно правомерно был информирован о том, что один из членов его кабинета поддерживает контакт с представителями ООП. Шамиру, судя по всему, были представлены записи его беседы в Женеве с палестинским дипломатом и ею последующие телефонные разговоры из своего дома со штаб-квартирой ООП в Тунисе. Вейцман, в прошлом военный «ястреб», а теперь политический «голубь», открыто выступал за переговоры с ООП и неофициально советовал ООП согласиться на посредничество американцев.
То, что израильская разведка контролировала все звонки в Израиль из арабских стран, особенно исходящие из штаб-квартиры Арафата, было неудивительно и технологически несложно. Однако когда связь установили с одним из членов кабинета министров, вопрос приобрел политическую остроту. Гораздо более впечатляющим был факт дословной записи разговора в Европе одним из высших представителей ООП. Из этого следовало, что израильская разведка имела ценный источник с доступом в высшие эшелоны ООП.
Мог ли Шамир, сам в прошлом работник разведки, хорошо знакомый с правилами игры и возможными последствиями, предавать огласке материалы, полученные от руководителей своей разведки? Для того чтобы обосновать свой категорический отказ от переговоров с ООП и подкрепить обвинения в адрес Вейцмана, он заявил, что располагает данными разведки. В этом случае Шамир ради достижения политических целей нарушил традиционный запрет и поставил под угрозу расшифровку методов разведки.
Только из чтения израильских газет палестинские службы безопасности могли понять, что в их среде появилась израильская агентура. Еще более серьезным было то, что впервые со времен Бен-Гуриона премьер-министр использовал «Шин Бет» во внутренних политических распрях.
Дело Вейцмана подтвердило впечатление, что система нуждается в реформах, которые положили бы конец использованию разведки в узкопартийных целях.
Как общество может надеяться на то, что политики, генералы и работники разведки, которые лгали своим собственным руководителям, будут строго соблюдать законы о подслушивании?
Ответ прост: такой уверенности быть не может. Есть необходимость более четкого регулирования, которое не оставило бы «серых зон», где можно по-разному толковать закон. Надежда на добрую волю часто открывает дверь злым деяниям.
Равным образом демократия не может полагаться на цензуру, которая ведется без учета таких достижений техники, как телефакс, компьютеры и спутниковая связь. Если даже демократия находится в состоянии войны, цензура должна быть рациональной и последовательной.
Наконец, должна быть повышена степень ответственности специальных служб перед обществом в лице законного парламента. Скандалы 1980-х годов показали, что несмотря на то, что отдельные операции могут завершаться успехом, сами службы могут терпеть серьезные поражения, если они принимают неправильные решения или злоупотребляют своими полномочиями.
Нельзя противопоставлять необходимость сохранения открытости демократического общества и защиты его ценностей тайными методами. Жизнь в светлом обществе свободной страны не должна омрачаться наличием темного аппарата безопасности в самом его сердце, пока этим аппаратом руководит народ через официально избранное правительство.
Разведка — слишком важное дело, чтобы отдавать ее на откуп самим разведывательным службам и горстке политиков.
20
В БУДУЩЕЕ
Израиль вступил в космическую эру 19 сентября 1988 г., когда с полигона на средиземноморском побережье Израиля, к югу от Тель-Авива вблизи от ядерного центра Нахаль Сорек была запущена ракета.
Это был публичный дебют «Шавита» («Кометы») — баллистического оружия, созданного на базе ракеты «Иерихон» в качестве носителя израильского ядерного оружия. Ракета «Шавит» вывела на орбиту спутник «Офек» («Горизонт»). Руководителем космического агентства, осуществившего запуск, был ветеран «Амана» Ювал Нееман. Он заявил журналистам, что «Офек» является экспериментальным спутником и пробудет на орбите 4 месяца.