Перед лицом религиозных противоречий, как в Лотарингии, так и в Германии, Ришелье, гениальный человек, ограничился тем, что пошел по стопам Генриха II и Франциска де Гиза при взятии Меца. Но на этот раз, учитывая личность кардинала, он шел семимильными шагами. Лотарингский герцог Карл IV, владевший этим титулом с 1624–1626 года, сражался при Белой горе[39] вместе с императорскими католическими войсками против богемских протестантов. Большего и не понадобилось, чтобы вызвать у Ришелье неискоренимый агрессивный рефлекс, направленный против Габсбургов, который обрушился на этого их сторонника из Нанси, происходящего из венской династии. Тогда Ришелье стал рассматривать план «укрепиться в Меде» (где французские силы уже присутствовали) «и продвигаться, если возможно, к Страсбургу, чтобы обеспечить себе вход в Германию». Это не значило восстановить естественные границы, а означало завладеть «по ходу дела» (как в шахматах, еще один раз) в северо-восточном направлении романскими и германскими полями той Франции, которую еще невозможно было предвидеть, которой только предстояло родиться; все это имело целью повлиять на судьбы Германии и избежать того, чтобы клешни Габсбургов (империя плюс Испания) не захлопнулись над Францией. Был ли это параноидальный страх или предлог для территориальной экспансии королевства? Вероятно, и то, и другое понемногу. Эти умопостроения Ришелье стояли у истоков достаточно существенного территориального расширения Франции, «приумножения владений государства», как в предшествующую эпоху выразилась Кристина Пизанская.
В период с 1630-х по 1660-е годы монархия Бурбонов, в равной степени со своими тогдашними главными врагами, была виновницей нескольких военных кампаний, негативно сказавшихся на экономической и демографической ситуации в герцогстве, которое в это время служило перевалочным пунктом для войск и подвергалось жестокому разграблению; чтобы убедиться в этом, достаточно будет просмотреть гравюры Калло; таким образом, королевская власть захватила Лотарингию, установила там парламент (наконец реализовалась идея Генриха IV), интендантскую службу, суд бальи, и наконец, укрепившуюся структуру знаменитых «трех епископатов» (Мец, Туль и Верден). Открылись пути для французской интервенции в Голландию, на немецкие прирейнские территории, в Эльзас. Устанавливается новый французский «Северо-восточный союз» (Лотарингия, Эльзас, а вскоре Франш-Конте), и в нем достаточно большое количество населения (в Эльзасе и на территориях, из которых сформировался нынешний департамент Мозель) говорило по-немецки или на некоем подобии немецкого языка. Продолжение проходило иногда в менее трагическом духе, но было таким же. «Если бы в Лотарингии были Альпы, она была бы Савойей», — достаточно красиво выразился герцог Сен-Симон, чью формулировку я здесь привожу. Но эта крупная восточная провинция, расположенная на равнине, доступной всем ветрам, несмотря на несколько горных склонов, теперь была безвозвратно отдана на разграбление периодически проходившим через нее войскам, и кроме того, династические и другие конфликты привели к окончательному переходу герцогства в руки французов (однако оно попыталось воссоздаться в 1660-х годах, но эта недолговременная попытка была несколько смешной).
С 1670 по 1737 годы серия военных вторжений Людовика XIV и Людовика XV в Лотарингию (в результате которых то терял свою власть, то вновь восстанавливал свои полномочия герцогский род) привела к принятию изобретательного решения, которое в период с 1737 по 1766 годы подготовило окончательное присоединение провинции к французской государственной системе: король заключил соглашение со Станиславом Лещинским, бывшим королем Польши, ставшим в начале упомянутого периода герцогом в Нанси, что непосредственно после его смерти его владения перейдут к французской короне. Два талантливейших человека, маршал Бель-Иль и интендант Ла Галезьер, управляли эти последние годы так, что условия в Лотарингии стали гораздо более благоприятными, если сравнивать с прискорбными событиями XVII века. Население региона растет, растет и уровень грамотности. Прекрасная площадь Станислава в Нанси построена в рамках перспективы, изображающей литургию принца[40]: она «находит свое логическое завершение в статуе Людовика XV», на которого все указывает как на нового хозяина положения, он невидимо управляет Станиславом[41]. На более низких ступенях социальной лестницы можно говорить о том, что благодаря выращиванию и широкому потреблению, как у немцев, картофеля могли поддерживать свою жизнь крестьяне и городская беднота, чей уровень жизни не всегда был достойным.
39
По поводу битвы у Белой горы (холм недалеко от Праги), где богемские протестанты потерпели поражение от императора Фердинанда II (1620), см. известную книгу Chaline Jean-Pierre: La bataille de la Montagne Blanche. Paris, Noesis, 1999.