Факты «вульгарного», или местного, языка должны быть рассмотрены на их истинном месте: клерикальная элита региона, как и повсюду, в середине первого тысячелетия говорила на латыни, и ее мало занимали патуа, как тевтонские, так и романские, на которых «бормотала» чернь. Крупные политические образования (Австразия в VI веке, Лотарингия в IX веке, откуда происходит современное французское название «Lorraine») с радостью перешагивают символические барьеры, которые нарисует post fastum Атлас диалектов: они формируют объединения двух культур (из которых Бельгия сохранилась до сих пор, к северу от Одён-ле-Тиш или Муаёвр, как самое значительное из остаточных явлений этого процесса).
Естественно, мы не будем рассматривать телеологическую точку зрения на историю. В том, что Лотарингия в конце концов стала французской, было бы неправильно видеть, что таким было ее скрытое подсознательное призвание. На самом деле, в начале X века Лотарингия еще склонялась к германской общности[33], но внутри нее начиная с 959 года обособлялась верхняя Лотарингия, которую позже и назвали «Lorraine», то есть собственно говоря нынешняя Лотарингия. При воцарении династии Капетингов с 987 года к востоку от Мёзы и Соны все больше проявляются тенденции к независимости так называемой Francia media, которая впоследствии в Лотарингии, Бургундии, Франш-Конте будет противостоять всевозможным соблазнам со стороны королей и императоров, как западных, так и восточных. Это было чудо политического равновесия, но все же время от времени приходилось выбирать себе лагерь: «герцогство Лотарингское» упоминается под таким названием с начала X века, а в 1214 году при Бувине герцог Лотарингский вместе с императором Оттоном дает сражение против Филиппа-Августа… и оказывается в стане побежденных. На протяжении эпохи Средневековья выбор в пользу императора остается основным: например, во второй половине XIII века герцог Лотарингский Ферри III на своих северо-восточных землях, от Биче до Сьерка, утверждает «немецкий суд бальи» (окружной суд. — Прим. пер.), говорящий в основном по-немецки. Само герцогство функционирует как спутник (в большинстве своем говорящий на романском языке) имперского конгломерата, где начинает уже заниматься заря эпохи германизации Габсбургов. И напротив, графы Бар, что на западных склонах лотарингских земель, с начала XIV века проявляют склонность оказывать знаки почитания французскому королю за свои владения на левом берегу Мёзы[34]. Таким образом материализуются несколько общностей разных культур! Они делают из Лотарингии духовный фьеф «Романии», спонтанно обращенной к Бургундии, Шампани, области Льежа и Франции, однако в плане власти в строгом смысле слова, главные сюзерены находятся все же к востоку от Рейна. Плюс ко всему, власть французской монархии уже начинает распространяться по другую сторону Мёзы: клирики и лотарингские дворяне получают свои пребенды[35] и владения как от немецких князей, так и у Капетингов. За Мёзой, от самой Шампани располагаются тамплиеры и госпитальеры. Лотарингские епископы, полуцерковные, полусветские феодалы, начиная с XIII века все чаще являются выходцами из аристократических семей королевства Французского. Местные дворяне женятся на девушках с запада. Вот сколько было причин для «глубинного» офранцуживания — социальных, аристократических; в ходе этих процессов немецкий язык был оттеснен к северо-восточным границам герцогства и занимал достаточно скромное место. И огромная поэма «Деяния лотарингцев» (XII–XIII вв.) — эпическое произведение в стихах с невероятным количеством добавок в тексте, относящихся к разному времени, было гораздо ближе (учитывая разное время написания) к «Песне о Роланде» или к произведениям Кретьена де Труа, чем к «Нибелунгам». А в области искусства в Лотарингии всем известный переход от романского стиля в архитектуре к готике связан с преобладанием французских влияний в зодчестве, которые пришли на смену старому стилю постройки церквей, более всего находившемуся под влиянием архитектуры Прирейнской области, Трира или Италии. Есть и более прозаические примеры: около 1300 года представители Капетингов проникли в Верден, Туль и Барруа под предлогом того, чтобы утвердиться там в качестве третейских судей или честных «посредников» при разрешении местных конфликтов. В 1346 и 1356, когда уже рассеялись все воспоминания о Бувине, лотарингская армия выступила вместе с французами и потерпела сокрушительное поражение при Креси и при Пуатье — в несчастье тоже могут рождаться союзы. Вместе оказаться наголову разбитыми… Несмотря ни на что герцогство Лотарингское играет роль амортизатора: оно сглаживает возможные столкновения между Империей и Францией, при этом не становясь полностью частью одного или другого из этих государств. Крестьянские свободы, в соответствии с хартиями вольностей Гатине или Аргонны, могли, конечно, распространиться за Мёзу, но в очень малой степени — на Мозель. Из-за Столетней войны, ослабившей Францию, Туль и Верден вновь оказались в гравитационной зоне Империи. Но в XV веке эта короткая склонность к Германии, казалось, рассеялась: Лотарингия, где выросла Жанна д'Арк, символ французской девы, уже оказалась одной из сторон в гражданских войнах Французского королевства; графы Бар поддерживали Арманьяков, герцог Карл II — Бургиньонов. Как только закончилась война с англичанами, анжуйские принцы, происходившие из рода Капетингов, благодаря выгодному династическому браку получили в свои руки Лотарингию и, как и их предшественники, продолжали балансировать между двумя лагерями. Но на этот раз им пришлось балансировать между французами и бургундцами (и те, и другие говорили по-французски), отчего тень Германии, и так далекая, совсем исчезла. Что касается собственно культуры, то здесь нет места для двусмысленности: автор автобиографии и историк Филипп де Виньоль, родившийся в 1471 году, когда писал о прошлом Меца, решил заменить в своих текстах французский язык местным диалектом, имеющим романское происхождение.
Однако коренной стратегический переворот случился позднее, а именно его можно датировать 1551–1553 годами («путешествие в Германию» Генриха II и результативные завоевания этого короля, оставившего погоню за итальянскими миражами в пользу города Мец). Вплоть до середины XVIII века «Франция» могла проникать со своими влияниями в лотарингский край всеми возможными способами, однако она оставалась, несмотря на присоединение некоторых значительных владений, в своих действующих границах (Мёза, Сона, Рона…), и эти границы лишь немного передвинулись за пределы восточной границы, установленной по Верденскому договору (843) во времена Карла Лысого. Конечно, в состав королевства вошли Дофине (1349), Бургундия (1477) и Прованс (1482). Но после потери Франш-Конте (1493) эти завоевания «за пределами Соны и Роны» обозначают геополитический путь, ведущий в юго-восточном направлении, короче говоря, в сторону Италии (по достаточно новому, но ставшему впоследствии каноническим, маршруту «Париж-Лион-Марсель») более, чем в сторону лотарингского, даже германского востока. И лишь тогда, когда протестантская религия ворвалась в Германию, и французскому королю представились возможности маневров и союзов с немецкими князьями-лютеранами против католического императора, именно с 1551 года стал проходить процесс мучительного пересмотра политики Валуа. Используя поддержку Саксонии и некоторых других государей-протестантов, Генрих II и Франциск де Гиз, непревзойденный полководец из рода герцогов Лотарингских, вырвали Мец из рук Карла Пятого (1552–1553). Это продвижение французов способствовало еще большему ослаблению влияния Габсбургов в регионах: они только что[36] вынуждены были придерживаться умеренной политики в Швейцарии, в Нидерландах… Также после 1550–1560 годов проблемы в самой Франции (борьба с гугенотами и др.) привели к тому, что в восточных ее провинциях осознавали все больше и больше их значимость: во время религиозных войн наши лотарингские герцоги при непосредственном участии своих двоюродных братьев Гизов, придерживавшихся ультра-католической направленности, оказались замешанными в сеть интриг времен гражданских войн Валуа. Одновременно в Нанси Карл III (умер в 1608 году) ударился в подражание абсолютистским образцам, как их практиковал (в большей или меньшей степени…) Генрих IV в Париже. Епископат Меца и герцогство Лотарингское уже были сами по себе носителями французского культурного влияния, однако к северу от границы Лонгви-Сарбург рядом с ними присутствовало германоговорящее меньшинство в архидиаконате Сарбурга, если быть точными, а также в области «немецкого суда бальи», который оставался наследием древней традиции[37]; он был сосредоточен в местности Водреванж[38]. В 1609 году Генрих IV выдвинул идею (вскоре осуществленную на практике) о создании французского центристского парламента, заседающего в Меце.
33
Но при этом речь не идет о сколько-нибудь развивающемся прогрессе немецких диалектов в романоязычной части: в течение восемнадцати столетий (до 1871 года) Мец оставался постоянным центром латинской, романской, а затем французской культуры. Отсюда скандал (по этому поводу) с немецкой аннексией, отсюда «трагическая ошибка» Бисмарка…