Блаженнейший муж Ремигий, озарённый как блеском лица снаружи, по примеру древнего законодателя[116], так и ещё более светом божественного сияния внутри, предсказал им, как говорят, в пророческом духе всё, что произойдёт с ними или с их потомством, а именно: как славно их потомство расширит королевство, возвеличит церковь Христову, овладеет римским царским званием и достоинством и одержит победы над прочими народами, если только не оставит вдруг путь спасения, отступив от добра, и, погрязнув в преступлениях, которые вызывают гнев Божий, не попадёт в западню пагубных пороков, из-за которых королевства обычно рушатся и переходят от одного народа к другому. От дома короля к крещальне была приготовлена дорога, по которой надлежало идти, развешаны полотнища и занавесы, тут и там выстланы улицы, образована церковь, а крещальня опрыскана бальзамом и прочими благовониями, и Господь оказал народу такую милость, что тот радовался, думая, что наслаждается благоуханиями Рая. Таким образом святой епископ, держа за руку короля, за которым следовала королева вместе с народом, со священными Евангелиями и крестами, которые несли впереди, с литаниями, гимнами и духовными песнопениями отправился из дворца к крещальне.
Посреди пути король, как говорят, спросил епископа, это ли будет Божье царство, которое он ему обещал. «Это ещё не то царство, – сказал епископ, – но начало пути, который ведёт к нему». Когда они пришли к месту, приготовленному для крещальни, народ загородил дорогу клирику, который нёс миро, и тот никак не мог добраться до купели. Поэтому, когда приступили к освящению купели, миро по Божьей воле не оказалось. Но святой епископ, подняв, как говорят, глаза к небу, молча со слезами помолился. И вот, внезапно прилетела белая, как снег, голубка, принеся в клюве сосуд, полный небесного дара – миро. И все, кто там был, преисполнились очарования от дивной силы его ни с чем не сравнимого аромата, который тогда распространился, и она превзошла всё, чем они наслаждались ранее. Итак, святой епископ взял сосуд и, после того как он окропил миро купель, образ голубки тут же исчез. А король, увидев чудо такой благодати, обрадовался и, тотчас же отринув дьявольские труды и мишуру, попросил достопочтенного епископа его окрестить. Когда он вошёл в источник вечной жизни, блаженный епископ произнёс красноречивыми устами: «Покорно склони выю, Сикамбр. Почитай то, что сжигал, сожги то, что почитал». Таким образом он после исповедания православной веры был трижды погружён в воду, принят этим святым епископом во имя высшей и неделимой Троицы, Отца и Сына и Святого Духа, освящён и отмечен святым помазанием. Крещены были сёстры короля – Альбофледа[117] и Лантехильда, а вместе с ними – 3000 мужей из франкского войска, не считая жён и детей. Мы можем поверить, что в тот день святые ангелы испытали великую радость на небесах, а набожные люди – немалое ликование на земле.
Значительная часть франкского войска, ещё не обратившаяся в веру Христову, какое-то время после этого пребывала в неверии по ту сторону реки Соммы во главе с некий князем Рагнахаром, пока названный король Хлодвиг не одержал славные победы по воле небесной милости, и этот Рагнахар (Raganarius), приверженец постыдных поступков и непристойностей, не был побеждён, предан и убит франками, и тогда весь франкский народ был обращён в веру Христову и крещён блаженным Ремигием.
14. О владениях, которые ему пожаловали король Хлодвиг и франки.
Итак, король и франкские вельможи пожаловали блаженному Ремигию многочисленные владения по разным провинциям, за счёт которых он обогатил как Реймсскую, так и некоторые другие церкви Франции. Немалую часть этих имуществ он передал также церкви Пресвятой Марии в Лане (Lauduni-clavati), замке реймсского прихода, где был воспитан, и поставил там епископом Генебауда, благородного родом и сведущего как в духовных, так и в светских науках мужа, который, оставив жену, племянницу, как говорят, святого Ремигия, стал вести благочестивую жизнь; и подчинил этому замку приход Ланского графства. Этот Генебауд, сильно полагаясь на предыдущую жизнь и величие сана, неосмотрительно позволил жене, которую оставил, часто навещать его якобы ради её наставления. Но, как свидетельствуют божественные слова: «Вода стирает камни, и разлив её смывает земную пыль; и скала сходит с места своего»[118], так именно случилось и с ним, когда частые визиты женщины и ласковые беседы размягчили суровое и неподатливое к страсти сердце епископа и словно скалу перенесли из места святости в грязь сладострастия.