Когда его святейшее тело несли к гробнице, приготовленной в церкви святых мучеников Тимофея и Аполлинария, погребальные носилки прямо посреди селения налились такой тяжестью, что люди, несмотря на все усилия, никак не могли сдвинуть их с места. Когда все изумились и просили милосердие Божье соизволить указать, в каком месте по Его воле следует похоронить тело Его святого, то отметили, что к базилике названных мучеников нести носилки не могут. Предложили церковь святого Никасия, но и тогда гроб невозможно было поднять. Решили [везти тело] в храм святых Сикста и Синиция, но и тут его не удалось сдвинуть с места. Наконец, поскольку оставалась лишь малая церковь в честь блаженного мученика Христофора, в которой не содержалось тела ни одного известного святого, а на лежавших вокруг атриях этой церкви издавна возникло реймсское кладбище, они вынужденно просили, чтобы Господь явил, угодно ли Ему, чтобы эти святейшие мощи были положены в этой церквушке. При этом молитвенном воззвании они подняли гроб с такой лёгкостью, что носильщики вообще не ощущали никакой тяжести. По воле промысла Божьего тело этого почтеннейшего отца было положено в этой церквушке, в том месте, где ныне находится алтарь святой девы Женевьевы. А там, где его носилки налились тяжестью, впоследствии, как говорят, произошло много чудес. Там же поставлен и стоит с тех пор крест, прикреплённый к столбу, украшенному такими памятными строками:
18. Составленное им завещание.
«Во имя Отца и Сына и Святого Духа хвала Богу. Аминь. Я, Ремигий, епископ города Реймса, пребывая в священном сане, составил по преторскому праву своё завещание и велел рассматривать его в качестве грамоты, если окажется, что в нём не хватает какой-то правовой нормы. Когда я, епископ Ремигий, уйду из этого мира, то наследником мне будешь ты, святая, досточтимая и католическая церковь города Реймса, и ты, сын моего брата, епископ Луп, которого я всегда любил сильной любовью, и ты, мой племянник, пресвитер Агрикола, который с детства нравился мне своей покорностью, а именно, наследниками всего моего имущества, которое достанется на мою долю, прежде чем я умру, кроме того, что я подарю тому или иному лицу, завещаю или прикажу подарить, либо захочу оказать преимущество кому-либо из вас.
Ты, святая моя наследница, Реймсская церковь, получишь во владение колонов, которых я имею на территории Порсьена либо из достояния отца и матери, либо которых я выменял вместе с моим братом, святой памяти епископом Принципием, либо которых я получил в дар: Дагареда, Профутура, Пруденция, Темнаика, Маврилиона, Баудолейфа, Провинциола, Навиатену, Лауту, Суффронию; ты возьмёшь под свою власть также раба Аморина вместе со всеми, кого я оставлю не включёнными в завещание, а также виллы и поля, которыми я владею на земле Порсьена, а именно, Тюньи (Tudiniacum)[140], Балан (Balatomum)[141], Парньи (Plerinacum)[142] и Ваккулиат (Vacculiatum), и всё, чем я на том или ином основании владею на этой земле Порсьена, целиком со всеми полями, лугами, пастбищами, лесами ты потребуешь себе на основании этого завещания. Точно так же и всё, что пожаловано тебе, о моя святейшая наследница, моими близкими и друзьями на той или иной земли и территории, как я распоряжусь в отношении приютов, монастырей, храмов мучеников, дьяконий, странноприимных домов и всех богаделен, находящихся под твоей властью, и мои будущие преемники, помня о своём чине, будут так же нерушимо и без всяких возражений соблюдать моё распоряжение, как я – моих предшественников. Из них Кельт, который моя двоюродная сестра Цельса передала тебе моей рукой, и вилла Ётреживиль (Huldriciaca)[143], которую [передал] граф Хульдерик, пусть обслуживают в плане покрывал то место, где святые братья и соепископы твоего диоцеза решат положить мои кости. Пусть это место станет для моих преемников, епископов Реймсских, личной собственностью, и пусть деревня (vicus)