Затем, по прошествии времени с тех пор, как он взвалил на себя бремя пресвитерского сана, он, желая исполнить долг священнослужителя, начал проповедовать всем спасительные заповеди. В особенности же попечение благочестивого отпрыска тронуло душу его дорогого родителя. Мудрый сын порадовал отца и возродил для неба его, который родил его на земле. Из распутника он сделал его монахом, из разбойника – щедрым дарителем, из слуги дьявола – вольноотпущенником Христовым. Постепенно в народе стала распространяться молва о его святости. Дабы он не остался в безвестности, словно свеча, спрятанная под сосудом, но светил всем в доме Божьем[229], он, сколь высоки были его заслуги, столь же ярко стал блистать славными чудесами. Ведь слава о его святости дошла и до королевского дворца франков, у которых тогда королём был Теодорих, сын Хлодвига, чей глаз подвергся таким приступам внезапно возникшей боли, что ни один врач никакого рода лекарствами не мог вернуть ему прежнее здоровье. Злополучное заболевание его глаза исторгло слёзы из глаз многих людей. Душу короля волновали мысли о разных последствиях этого несчастья. С одной стороны, он боялся потерять зрение, с другой стороны – стыдился предстоящего уродства. Ведь если бы король стал одноглазым, это было бы величайшим позором в народе. Он тогда или носил бы на себе пятно уродства, постыдно царствуя, или вместе с потерей зрения, возможно, погубил бы и само королевство. Итак, у короля оставался один выход: там, где не помогли земные средства, искать небесной помощи. И вот, он послал за достопочтенным Теодорихом и рассказал ему, когда тот пришёл, о достойной сожаления болезни глаза. Он открыл ему муки, которые терпит, и в мольбах предупредил об опасностях, которых боится. Тогда муж Божий, зная, что сила – в действии Божьем, а не в слабости человеческой, телом распростёрся на земле, душой вознёсся на небо и весь предался молитве. Наконец, по завершении молитвы он встал, поднял лицо к звёздам, призвал имя святой Троицы и, нанеся на кончик большого пальца немного освящённого елея, запечатлел на больном глазу знак спасительного креста, после чего тот сделался невредим и к нему в тот же момент вернулось зрение. Обрадованный король восславил царя царей, народ и весь сенат ликовали, преисполненные великой радости и веселья. Теодорих, слуга Божий, был удостоен похвал, и все прославляли Бога, чудного в святых своих. Король призвал первых лиц из народа, и те поздравили его с величием этого чуда, с тем, что король столь быстро ощутил действенную силу духовного лекарства и ни следа от какого-либо шрама, ни тёмного или мутного пятнышка не осталось в выздоровевшем глазу. О сколькими бы почестями король возвысил слугу Христова, если бы тот захотел, сколькими дарами и должностями вознаградил бы его, если бы тот позволил и не отверг эти должности! Ибо что в теле может быть дороже глаза? Но тот, избегая людской похвалы и мирского воздаяния, предпочёл даром дать то, что даром получил[230]; этот муж величайшего смирения, заботясь о том, чтобы не носить одно имя с королём, просил звать его впредь не Теодорихом, а Теодерио. Тогда король, изумлённый смирением безупречнейшего прямодушия, расцеловал досточтимые руки священника и, набожно попросив о благословении, велел с почестями отвести его в его монастырь. Если б вы знали, какие толпы недужных стекались тогда к нему, без промедления получая искомое исцеление!
Выясняется также, что этот блистательный муж посредством молитвы к Господу вернул к дыханию жизни умершую дочь названного короля; когда та заболела, король направил по этому поводу послов к святому Ремигию, прося его прийти к нему и с молитвами возложить руку на больную дочь. Но благочестивый епископ, задержанный, как говорят, телесной немочью, поручил, как отец сыну, дело, о котором его просили, блаженному Теодориху, которого воспитал в набожности и целомудрии, наставил в духовном учении и видел, что тот полон целительной благодати. Тот, желая прилежно исполнить приказ учителя, торопился во дворец короля, полагаясь на Божью милость, которая ему поможет, когда получил весть, что девица скончалась, и его стали убеждать не беспокоиться, а возвращаться в свою келью. Но тот, не отступая от повиновения воле наставника, пришёл во дворец. Там он застал удручённых горем родителей и подавленных скорбью придворных. Взволнованный их слезами, этот святой Божий велел большинству их уйти, а сам вместе с немногими расположился у погребальных носилок. Сердце и глаза с руками он воздел к небу, обратил к Богу набожные до глубины души и покаянные мольбы и оросил лицо слезами. Когда он ощутил духом, что услышан, то подошёл к бездыханному телу, прикосновением пальца помазал святым елеем дыхательные и прочие пути, и мёртвые члены удивительным образом вновь наполнились жизнью. Глаза увидели свет, из груди вырвался голос, и девица возвестила, что спасена молитвами блаженного Теодориха. С радостью примчались родители, дивясь этому чуду; весь дворец ликовал, и радовалась пустившаяся в пляс челядь. Святого почтили и король, и вельможи; все придворные прославляли его, и толпы простого люда воздавали ему хвалу. Итак, король, желая возвысить щедрым даром не только ученика, то есть святого Теодориха, но и блаженного Ремигия, своим властным повелением пожаловал досточтимому отцу Ремигию виллу, что зовётся Вандьер (Vendera)[231], расположенную на реке Марне, а святому Теодориху – Жуи (Gaugiacum)[232] в Реймсском округе. Затем, по прошествии времени, когда бразды правления королевством франков держал Карл[233], сын императора Людовика, один из придворных – Ангильрамн, не зная об этом пожаловании, просил короля дать ему этот Вандьер. Король согласился на это, но господин епископ Хинкмар, который занимал престол Реймсской церкви, услышав, что эту виллу отдают в лен, отправил Карлу грамоту с королевским предписанием, найденную в архиве его церкви и содержавшую текст этого дарения, и постарался убедить его не захватывать вопреки каноническому закону владение церкви. В этой грамоте было ясно написано, как король Теодорих за достигнутое благодаря молитвам святого Теодориха воскрешение своей дочери не только пожаловал ему названную выше виллу и превознёс слугу Божьего почестью своего дара, но и пожертвовал ради благодеяния виллу Вандьер его наставнику, то есть знаменитому Ремигию, которому Господь даровал такую благодать – иметь ученика, который, как и учитель, может благодаря дару Святого Духа воскрешать умерших. Когда Карл узнал из строк грамоты, что дело обстоит именно таким образом, то воздержался от захвата виллы и позволил церкви свободно ею пользоваться.