Завершая обзор, посвященный Риму VIII— IV вв. до н. э., укажем на еще один, по нашему мнению, интересный и многообещающий для дальнейшей дискуссии новый взгляд. Он касается проблемы формирования нобилитета в IV в. до н. э. Долгое время непререкаемым оставался авторитет основоположников изучения этой проблемы — М. Гельцера и Ф. Мюнцера[20]. Только в 1980-е гг. К. Ю. Холькескамп решился подвергнуть сомнению ряд основных положений концепции Мюнцера, в частности, тезис о том, что нобилитет возник в результате простого добавления к патрицианской аристократии «полуаристократической» верхушки плебса. По мысли Холькескампа, нобилитет формировался как новая аристократия, принципиально отличная от старой патрицианской знати, формировался на совершенно иной идеологической основе, главным стержнем которой было постоянное стремление к должностям (honores), никогда не прекращающаяся служба на благо родины и всего римского народа. Поэтому в нобилитет вошла только часть патрициата, та часть, которая восприняла новую идеологию[21].
Переходя к обзору других периодов римской истории, следует заметить, что они, конечно, принципиально отличаются от архаического Рима и по состоянию источниковой базы, и по изученности материала. Безусловно, любое фундаментальное исследование привносит что-то в науку, но ожидать по отношению к Поздней республике или Империи создание какой-либо совершенно неожиданной концепции, нового видения исторического развития вряд ли возможно. Меняются лишь оценки отдельных событий или личностей. Поэтому мы остановимся на самых популярных направлениях в послевоенной историографии Республики и Империи и выделим наиболее интересные взгляды историков на два переломных периода римской истории: падение республики и становление принципата (I в. до н. э. — I в. н. э.); кризис античного мира и падение Западной Римской империи (III—V вв.).
Во второй половине XX в. основополагающим в изучении Поздней республики стало просопографическое направление. Объектом исследования становится тщательный анализ персонального состава государственных органов (магистратур, сената, судов), сословия всадников, особенно различных политических группировок и партий. Наличие хорошей источниковой базы позволяет выявлять происходившие изменения в правящей элите римского общества, взаимодействия между кланами и группировками, создание и борьбу партий (pars, factio)[22].
По-прежнему неиссякаем поток литературы, посвященной кульминационному моменту всей истории Древнего Рима — диктатуре Цезаря, гибели республики и принципату Октавиана Августа[23]. Следует подчеркнуть, что практически все глобальные концепции по этой теме, знаменитые и оригинальные точки зрения на данную проблематику возникли еще в конце XIX или в первой половине XX в. Это и представление Т. Моммзеном принципата как системы двоевластия («диархии»), где наряду с властью императора сохранялись важнейшие правовые полномочия сената как олицетворения римского народа (senatus populusque Romanus)[24]; это и взгляд Г. Ферреро на Цезаря как на авантюриста и монархиста, а на Августа как на рассудительного политика, искреннего приверженца республиканских идеалов[25]; это и категорическое нежелание Эд. Мейера видеть в Августе политического преемника Цезаря и продолжателя его дела, напротив, введение им в научный обиход термина «принципат Помпея» и превращение Октавиана в приверженца идеям Цицерона и политики Помпея[26]; это, наконец, теория «римской революции» Р. Сайма — одного из основоположников просопографического метода, согласно которой не Цезарь, а Октавиан на самом деле был настоящим революционным вождем[27].
Что же остается современным исследователям? Во-первых, сближение крайних оценок, прежде всего «монархизма» и «диархии», а во-вторых, и преимущественно — перенесение центра тяжести с правовых и политических аспектов проблемы на социологические в широком смысле этого слова. Все больше внимания историки стали обращать на неправовые основы власти Августа, важнейшей из которых было понятие auctoritas. Начало рассмотрению значения auctoritas для становления принципата было положено работами М. Гранта и А. Магделена. М. Грант понимал auctoritas как личную неформальную власть, усиливавшую конституционные полномочия, и полагал, что во время правления Октавиана auctoritas principis даже заменила высший империй (imperium maius) как основу власти императора[28]. А. Магделен показал, какое огромное внимание уделял этому понятию сам Август, как оно дополняло правовые аспекты власти принцепса и как трансформировалось при переходе от Республики к Империи[29].