Переселение готов
Но гроза пришла с другой стороны. Около 375 г. огромные массы варварских племен двинулись из прикаспийских степей на Запад. Во главе их стояло племя гуннов, по-видимому, монгольского происхождения. Во II в. гунны кочевали к востоку от Каспийского моря. Оттуда они стали постепенно продвигаться к западу, подчиняя себе племена Северного Кавказа и Поволжья и объединяя их вокруг себя. Так образовалась федерация из гуннов, аланов, готов и др. Часть готов, жившая на Нижнем Дунае, обратилась к Валенту с просьбой разрешить им поселиться на римской территории. Император дал согласие, но с условием, что готы разоружатся. Масса варваров перешла через Дунай (многие тайком пронесли оружие).
(обратно)Восстание 378 г.
Готы, поселенные в Мезии, некоторое время оставались спокойными. Но продажность и насилия римских чиновников заставили их взяться за оружие. Они начали опустошать Фракию. Валент, понимая, что ему одному не справиться с готами, вызвал из Галлии Грациана, только что отразившего набег аламанов. Грациан двинулся на помощь, но еще до его прибытия Валент дал бой готам под Адрианополем (9 августа 378 г.). Римская армия потерпела поражение, а сам император погиб. Есть основания думать, что часть его войска, состоявшая из варваров, перешла на сторону готов.
После этого готы, не встречая организованного сопротивления, рассеялись по Балканскому полуострову. Аммиан Марцеллин, современник описываемых событий, оставил нам описание готского нашествия:
«Готы рассеялись по всему берегу Фракии и шли осторожно вперед, причем сдавшиеся сами римлянам их земляки или пленники указывали им богатые селения, особенно те, где можно было найти изобилие провианта. Не говоря уже о прирожденной силе дерзости, большой помощью являлось для них то, что со дня на день к ним присоединялось множество земляков из тех, что в первые дни перехода на римскую землю, мучимые голодом, продавали себя за глоток скверного вина или за жалкий кусок хлеба. К ним присоединялось много рабочих с золотых приисков, которые не могли снести тяжести оброков; они были приняты с единодушного согласия всех и сослужили большую службу блуждавшим по незнакомым местностям готам, которым они показывали скрытые хлебные магазиы, места убежища туземцев и тайники»[528].
Ценность этого свидетельства состоит в том, что оно с полной ясностью раскрывает перед нами движущие силы социальной революции, положившей конец существованию рабовладельческой формации. Здесь характерен тесный контакт рабов, колонов, крепостных рабочих и варваров. Ни разу за всю предыдущую историю Рима мы не видели единого фронта трудящихся и угнетенных элементов римского общества. Восстания (как бы ни были они велики) носили местный характер, часто не совпадали во времени; рабы выступали независимо от крестьян и городской бедноты; объединения их носили случайный и непрочный характер. Только теперь революция начинает захватывать всю империю, и только с этого времени начинает складываться единый революционный фронт. Это могло произойти потому, что крепостнические отношения объединили в одну сплошную массу все трудовые слои империи. В том всеобщем угнетении и закрепощении, которым характеризуются последние столетия Империи, исчезло старое различие между рабом и свободным бедняком, между рабом и колоном, между крестьянином и городским ремесленником. Все одинаково были угнетены, все одинаково ненавидели общего насильника и эксплуататора — римское государство.
К внутренней революционной силе присоединилась внешняя — варвары. До конца IV в. мы не видим полного контакта между этими силами. Да и напор варваров до III в. был невелик. Только с этого времени натиск на границы империи становится действительно массовым. Причиной этого являлись прогрессирующее ослабление Рима, с одной стороны, и концентрация варваров в большие объединения, в целые федерации (аламаны, франки, готы, гунны и проч.) — с другой. Разложение родового строя у варваров, выделение у них знати, появление дружин — таковы были причины этой концентрации. Но так как римские рабы и значительная часть колонов принадлежали к тем же варварам и так как враг у них был общий — Рим, то налицо были все предпосылки тесного контакта между ними. В лучшем (для Рима) случае рабы и колоны занимали по отношению к варварам позиции дружественного нейтралитета, в худшем — переходили открыто на их сторону.