Осада Капитолия длилась 7 месяцев. Осажденные страдали от голода, но и положение осаждавших было немногим лучше. Из-за недостатка продовольствия и летней жары среди них начались болезни. Вдобавок к этому галлы получили известие, что в их области вторглись венеты. Поэтому, когда римляне предложили начать мирные переговоры, галлы охотно на них пошли. Согласились на том, что они уйдут из Рима после уплаты им 1 тыс. фунтов золота[92]. Получив выкуп, враги действительно ушли из римской области и при отходе подверглись нападению римского войска, которое было вновь сформировано вне Рима за время осады Капитолия. Войском этим командовал герой вейской войны М. Фурий Камилл. Галлы, по-видимому, понесли некоторые потери.
Патриотическое чувство римлян не могло примириться с позорными событиями 390 г., и позднее была составлена та их версия, которая отразилась в традиции. Когда взвешивали золото, римские представители обратили внимание галлов на то, что их весы неверны, и стали протестовать. Тогда галльский вождь Бренн положил свой тяжелый меч на чашу весов со словами: «Горе побежденным!» («Vae victis!»). В этот драматический момент явился Камилл со своим войском. Галлы были наголову разбиты, а золото отобрано.
Уход галлов еще не означал, что всякая опасность для Рима миновала. Несколько раз после этого они вторгались в Лаций и проникали до Южной Италии, но вторично захватить Рим им уже не удалось. Только в конце 30-х гг. IV в. римляне заключили с ними мир.
Одна из самых горестных страниц римской истории — захват Рима галлами в 390 г. — расцвечена целым букетом легенд, призванных хоть как-то смягчить позор поражения. Легенда о том, как гуси Рим спасли, получила мировую известность. Ливий (V, 47) рассказывает ее следующим образом: «В Риме тем временем Крепость и Капитолий подверглись ужасной опасности. Дело в том, что галлы или заметили человеческие следы там, где (до того) прошел гонец из Вей, или сами обратили внимание, что у храма Карменты начинается пологий подъем на скалу. Под покровом ночи они сперва выслали вперед безоружного лазутчика, чтобы разведать дорогу, а потом полезли наверх уже все. Там, где было круто, они передавали оружие из рук в руки; одни подставляли плечи, другие взбирались на них, с тем чтобы потом вытащить первых; если было нужно, все подтягивали друг друга и пробрались на вершину так тихо, что не только обманули бдительность стражи, но даже не разбудили собак, животных столь чутких к ночным шорохам. Но их приближение не скрылось от гусей, которых, несмотря на острейшую нехватку продовольствия, до сих пор не съели, поскольку они были посвящены Юноне. Это обстоятельство и оказалось спасительным. От их гогота и хлопанья крыльев проснулся Марк Манлий, знаменитый воин, бывший консулом три года назад. Схватившись за оружие и одновременно призывая к оружию остальных, он среди всеобщего смятения кинулся вперед и ударом щита сбил вниз галла, уже стоявшего на вершине. Покатившись вниз, галл в падении увлек за собой тех, кто поднимался вслед за ним, а Манлий принялся разить остальных — они же, в страхе побросав оружие, цеплялись руками за скалы. Но вот уже сбежались и другие римляне: они начали метать стрелы и камни, скидывая врагов со скал. Среди всеобщего обвала галльский отряд покатился к пропасти и рухнул вниз. По окончании тревоги все попытались на остаток ночи уснуть, хотя при царившем в умах возбуждении это было нелегко — сказывалась минувшая опасность. На рассвете труба созвала воинов на совет к трибунам: ведь нужно было по заслугам воздать и за подвиг, и за преступление. Прежде всего благодарность за свое мужество получил Манлий — ему были сделаны подарки от военных трибунов и, по единодушному решению всех воинов, каждый приносил к нему в дом, находившийся в Крепости, по полфунту полбы и по кварте вина. И то сказать, сущая безделица! Но в условиях голода она становилась величайшим доказательством любви, ведь для чествования одного-единственного человека каждый должен был урвать от собственных насущных потребностей, отказывая себе в пище» (пер. С. А. Иванова).
(обратно)