Участь этих племен была далеко не одинакова. Те из них, которые поселились в Сицилии, в Великой Греции и в Кампании, пришли в соприкосновение с греками в такую эпоху, когда еще не могли устоять против влияния греческой цивилизации, и потому или совершенно эллинизировались, как например в Сицилии, или так ослабели, что без большого сопротивления были подавлены свежими силами сабинских племен. Таким образом, ни сикулам, ни италийцам с моргетами, ни авзонам не пришлось играть деятельной роли в истории полуострова. Иначе было в Лациуме, где греки не заводили колоний и где местному населению удалось после упорной борьбы устоять и против сабинов и против северных соседей. Взглянем же на ту местность, которой было суждено приобрести в истории древнего мира такое значение, какого не имела никакая другая страна.
Еще в самой глубокой древности равнина Лациума была театром громадных переворотов в недрах природы; медленно действующая преобразующая сила вод и взрывы грозных вулканов наваливали слой за слоем той почвы, на которой должен был разрешиться вопрос, какому народу будет принадлежать всемирное владычество. Эта равнина замыкается с востока горами сабинов и эквов, составляющими часть Апеннин; с юга — вздымающимся до высоты 4 тысяч футов высоким горным хребтом вольсков, который отделяется от главной цепи Апеннин старинной областью герников — плоскогорьем Сакко (Треруса, одного из притоков Лириса) и, направляясь от этой площади к западу, заканчивается Террачинским мысом; с запада — морем, которое образует на этих берегах лишь немногочисленные и незначительные гавани; на севере расстилается широкая равнина, переходящая в далекую холмистую страну этрусков и орошаемая «горным потоком» Тибром, вытекающим из умбрских гор, и рекой Анио, вытекающей из сабинских гор. На ее поверхности разбросаны, подобно островам, частью крутые Сорактские известковые утесы с северо-востока, утесы Цирцейского мыса с юго-запада, равно как похожий на них, хотя и менее высокий, Яникул подле Рима, частью вулканические возвышенности с потухшими кратерами, которые превратились в озера, местами оставшиеся в своем прежнем виде и по наше время; самая значительная из этих возвышенностей — альбанский горный кряж, который одиноко возвышается над равниной между вольскими горами и Тибром.
Там поселилось то племя, которое известно в истории под именем латинов, или, как оно было впоследствии названо в отличие от латинских общин, основанных вне этой области, «древних латинов» (prisci Latini). Но занятый им округ Лациума составлял лишь небольшую часть среднеиталийской равнины. Вся страна к северу от Тибра была для латинов чужой и враждебной областью, с жителями которой был невозможен вечный союз или прочный мир, а перемирия, по-видимому, заключались лишь на короткий срок. Тибр с самой глубокой древности был северной границей, и ни в истории, ни в самых достоверных народных сказаниях не сохранилось воспоминаний о том, как и когда установилось это богатое последствиями разграничение владений. В то время, с которого начинается наша история, плоская и болотистая местность на юге от Альбанских гор находилась в руках умбро-сабельских племен рутулов и вольсков; даже Ардеа и Велитры не были коренными латинскими городами. Только средняя часть этой равнины, лежащая между Тибром, предгорьями Апеннин, Альбанскими высотами и морем и образующая площадь почти в 34 немецких квадратных мили, т. е. немного более обширную, чем теперешний Цюрихский кантон, составляла собственно так называемый Лациум, «равнину» 10 , как она представляется нашим взорам с высот Монте-Каво. Там местность довольно ровная, но не плоская; за исключением песчаного морского берега, покрытого наносной землей частью из Тибра, она повсюду пересекается небольшими высотами и даже нередко довольно крутыми туфовыми холмами и глубокими расщелинами, а эти беспрестанные возвышения и понижения почвы образуют зимою в промежутках те болота, которые выделяют испарения во время летней жары и благодаря особенно гниющим в них органическим веществам распространяют злокачественную лихорадку, которая и в древности, как и теперь, была в летнюю пору настоящим бичом того края. Ошибаются те, которые полагают, что причиною этих миазмов был упадок, в который пришло земледелие от дурного управления в последний век республики и при папах; эту причину следует искать в недостаточном стоке вод, который и в настоящее время производит такое же действие, как и тысячи лет назад. Впрочем, не подлежит сомнению, что при интенсивной обработке почвы воздух до некоторой степени утрачивает свою вредоносность, а причина этого еще не вполне выяснена. Отчасти она должна заключаться в том, что обработка верхних слоев земли ускоряет высыхание стоячих вод. Все-таки для нас остается необъяснимым, как могло появиться густое земледельческое население в таких местностях, как латинская равнина и низменности Сибариса и Метапонта, где в настоящее время нельзя найти здоровых жителей и где путешественник неохотно остается на ночь. Но следует помнить, что народ, стоящий на низкой ступени культуры, вообще более чуток к требованиям природы, более способен применяться к этим требованиям и, быть может, также одарен более эластичной физической организацией, которая дает ему возможность уживаться с местными условиями. В Сардинии до сих пор занимаются земледелием при точно таких же природных условиях; там воздух так же вредоносен, но крестьянин спасается от его влияния осторожностью в одежде, пище и выборе самых удобных часов дня для своих работ. Ничто так не предохраняет от aria cattiva, как ношение шерсти на теле и пылающий огонь; этим и объясняется, почему римский поселянин постоянно носил толстые шерстяные одежды и никогда не гасил огня на своем очаге. Что касается всего остального, то эта местность должна была казаться привлекательной земледельческому народу, искавшему мест для поселения; почву легко возделывать при помощи кирки и мотыги, и она дает даже без всякого удобрения урожай, который, впрочем, не особенно велик по италийскому масштабу: пшеница вообще родится сам-пят 11 . В хорошей воде нет избытка, оттого-то каждый источник свежей воды и имел в глазах населения особую ценность и святость.
10
Как на это указывают слова
11
Французский статистик Durean de la Malle (Econ. pol. des Romains, 2, 226) сравнивает с римскою Кампанией овернскую Лимань, которая также представляет обширную, изрезанную и холмистую равнину; там верхний слой земли состоит из остатков потухших вулканов — из разложившихся лавы и пепла. Местное население, состоящее по меньшей мере из 2500 человек на каждое квадратное лье, одно из самых здоровых, какие встречаются в чисто земледельческих странах; земельная собственность чрезвычайно раздроблена. Земля обрабатывается почти исключительно человеческими руками с помощью заступа и мотыги или кирки; только в редких случаях употребляется легкий плуг, в который впрягаются две коровы, и нередко случается, что взамен одной из этих коров впрягается жена землепашца. Коров держат с двойной целью — чтобы они доставляли молоко и пахали. Жнут хлеб и косят траву два раза в год; земля не оставляется под паром. Средняя арендная цена за один арпан пахотной земли 100 франков в год. Если бы так же земля была разделена между шестью или семью крупными землевладельцами и если бы вместо мелких хозяев там были наемные управители и поденщики, то Лимань наверно превратилась бы лет через сто в такую же пустынную, всеми покинутую и бедную страну, какою представляется нам в настоящее время так называемая Campagna di Roma.