Выбрать главу

Нищие жители города обратились с посольством в город Габии. Клянясь, что, если они дадут им приют и помогут отвоевать отечество они украсят их богатствами. Габйицы вступились за гонимых и начали боевые действия против Рима. Долгое время войска сталкивались в бессмысленных схватках. Такрвиний даже пробовал взять город приступом, но всё безуспешно. Тогда его сын-Секст Тарквиний вызвался решить эту проблему. Одевшись в лохмотья, он пробрался за стены города и обратился к народу. Мол, его отец жесток более чем о нём говорят. Даже родных детей он не щадит и уж лучше он отдаст себя служению врагу Рима, чем вынесет его издевательств. Доверчивые габийцы доверились Сексту и назначил его управлять войсками. Первые стычки с врагом были очень даже удачны для габийцев, он доказал свою преданность городу и приобрёл какую-никакую популярность. Во время одного из выходов он отправил отцу посланца, чтобы узнать, что ему делать дальше. Как и любой тиран Тарквиний был параноиком, поэтому решил, что говорить гонцу всё открыто будет опасно. Он молча пригласил его в сад и гулял с ним, не говоря ни слова. Лишь иногда он ломал головки растущего в саду мака и сминал их в кулаке. Гонец подумал, что видно царь так сердит на сына, что ни слова ему не хочет сказать. Вернувшись к Сексту, он передал, что Тарквиний был молчалив и ничего не говорил, разве что, гуляя по саду, ломал маковые макушки. Тарквиний младший всё понял. В короткий срок он, пользуясь популярностью толпы начал террор против Габийского сената. Ему удалось обвинить большую часть отцов. Тех, кого не удавалось устранить путём судебного разбирательства он убивал скрытно. Армия Габий осталась в полном подчинении Секста, так как из командного состава остались лишь те, кто был ему верен. Так Тарквиний обманом захватил этот город.

Помимо войны существовали ещё и мирные дела, к которым Тарквиний, как и любой тиран относился также серьёзно. Первым дело он пожелал расчистить место на Капитолии, чтобы установить статую Юпитера. Ради этого было снесено ряд памятников другим богам. Тарквиний не хотел, чтобы римляне поклонялись кому-то другому кроме Юпитера. Единственный идол, который уцелел был Термин, культ которого был установлен ещё при Нуме. Птицы запретили царским слугам трогать его. Помимо Юпитера Тарквиний установил также храмы Минерве и Юноне. Важно отметить, что храм Юпитера должен был быть самым большим сооружением в Риме. Рабочие руки Тарквиний нашёл в реформе Сервия. Какая жестокая ирония: конституция, которая должна была сделать римский народ свободным, была использована для того, чтобы укреплять тиранию. Тарквиний постановил, чтобы те, кто проходит обязательную военную службу помимо защиты города занимались также и строительством общественных сооружений. То есть фактически заставил заниматься рабским трудом, т.к. любая городская общественная работа того времени выполнялась рабами. Причём что более комично, так называемая «общественная собственность», судя по всему постепенно обозначала «царскую собственность». Так, Ливий обращает наше внимание на это в отрывке, где Тарквиний отказывается приглашать в царский дом-место, которое раньше считалось общественным, этрусского прорицателя, который занимался общественными прорицаниями, а требует, отправить посольство в Дельфы. Причиной случившейся суматохи стала змея, которая вылезла из деревянной колонны в доме Тарквиния. В посольство царь отправил двух сыновей: Аррунта и Тита, а спутником им служил юноша Луций Юний Брут. Луций был достаточно сообразительным юношей, который застал эпоху террора Тарквиния. Он потерял своего дядю и не хотел повторить его судьбу, поэтому скрывал свою сообразительность глупостью. Специально перед царскими отпрысками он играл дурачка, отчего и получил кличку Брут (от лат.Brutus-тупица). Когда они прибыли в Дельфы оракул сказал им, что первый, кто поцелует свою мать получит царство. Аррунт и Тит сразу же начали спорить, кто приедет домой и первым поцелует маму, но Луций, видимо понимая на что обращал внимание оракул поцеловал землю. Тарквинии рассмеялись, думая, что Брут лишний раз доказывает справедливость своего прозвища.