Очевидно, что одного имени для беспрекословной власти диктатора было мало. Необходимо дать ещё и надежду воинам, завоевать себе таким образом уважение. Поэтому Валерий выпускает отвергнутый приказ Сервилия. Наивные плебеи тут же спохватились за него. Теперь то сам диктатор, который должен был стать оружием патрициев перешёл на сторону плебеев. Дружным маршем они вышли из города под предводительством своих консулов и диктатора. В это время помимо вольсков, самнитов и аврунков к войне присоединилось племя эквов, которые, однако, не нападали на римлян, но терроризировали их союзников. После латинской войны союзникам было запрещено иметь большое количество оружие, что затрудняло оборону от врага. Латины взмолились к римлянам, чтобы те позволили им открыть боевые действия против варваров, но Рим был непреклонен. Однако долгое заигрывание с терпением подчинённых городов могло очень плохо кончиться для Рима, который и так еле-еле держался. Тогда сенат приказал разделить войска на разные фронты. Один шёл помогать союзникам, другой на вольсков и аврунков, а третий на самнитов. С эквами покончили очень быстро. Достаточно было одного вида мощных римских воинов, чтобы неорганизованная толпа убежала обратно в горы. Вольски долгое время бегали перед римским строем с целью запугать его. Однако холодная фаланга стояла недвижимо перед врагом. Копья были опущены в землю и казалось, что перед врагом стоит тяжелая, холодная стена. Когда враг решил напасть он с ужасом обнаружил, что всё это время римляне держали мечи в руках. Римлянам было важно приблизить врага как можно ближе, чтобы его легче было преследовать. Вольскам пришлось убегать обратно в свой город-Велитры, куда вместе с ними забежали и римские легионеры. Пощадили только тех, кто вовремя сдал оружие. На самнитов войско двинул сам диктатор. Конница быстро расстроила их строй, а пехота добила его окончательно.
Война закончилась, а значит пришло время выполнять обещание. Диктатор вместе с большой толпой плебеев вошёл в сенат, когда там заседали отцы и прочитал длинную громкую речь, в которой восхвалял народ-победитель. Взывал к отцам, что теперь-то пришло время почтить римских воинов не только славой, но и правами, которые они так долго ждали. Плебеи поддержали речь диктатора, свистели, смеялись. Однако сенаторы встретили её с холодом. Они отклонили все предложения Валерия. Возмущенный их хладнокровием он сложил с себя полномочия диктатора, считая за личное оскорбление быть орудием в руках безумцев. Плебеи проводили его с криками и почестями до дома.
И вновь всё вернулось на круги своя. Было очевидно, что жить так как живёт Рим сейчас-невозможно. Плебеи не собирались так просто смириться с решением отцов, а последние не собирались мириться с плебейским произволом. Однако надо было, чтобы кто-то сделал первый ход. Рассудив, что было бы безумием просто сидеть и ждать, когда народ вновь начнёт крамольничать отцы решили взять эту задачу на себя. Так как плебеи давали присягу не диктатору, а консулам, то справедливо указать, чтобы они продолжали нести военную службу. Очень скоро легионы были собраны вновь, а предлогом стало указание, что на Рим вновь хотят напасть эквы. Плебеи поняли, что всё это обман и никакие эквы более на них не нападут. Мириться с действиями патрициев более было уже невозможно. На их наглость и унижение должна найтись какая-нибудь контрмера. Первым предложением стало уничтожение консулов и захват города. Так как они единственная военная сила, то такой сценарий было бы очень просто организовать. Но к чему приведёт это резня? Очевидно, что к ещё большей резне. Плебейство стало перед выбором: решить всё мирно, но без гарантий, либо устроить страшнейшую войну, которая приведёт к ещё большей войне, а то и полному уничтожению Рима. Выбор, сделанный плебеями, не привёл их к полнейшей победе. Пожалуй, даже напротив, он обрёк их на ещё более страшную борьбу, которая будет продолжаться вплоть до кризиса первого века, когда к власти придёт Цезарь. Однако их решение откроет возможность для борьбы. Это уже не будет война в никуда, а самая настоящая, основательная борьба не против Рима, а за. Отголоски этого решения до сих пор сохраняются в суровых, холодных правовых документах.