Таким образом, начало римской письменности относится к тому времени, когда греки в гомеровских поэмах и в лирике Архилоха, Алкея, Сапфо и Анакреонта создали крупнейшие произведения, которые были закреплены на письме и вошли в сокровищницу мировой литературы. Но начало римской письменной художественной литературы обычно относят к значительно более позднему времени, а именно — к эпохе утверждения господства Рима в Италии и к окончанию первой Пунической войны, т. е. к III в. до н. э. Первым же римским поэтом считается грек из Тарента — Ливий Андроник, который перевел на латинский язык "Одиссею", поставил на "Римских играх" в 240 г. до н. э. первую свою пьесу на латинском языке и сочинил гимн Юноне в 207 г. Дату постановки пьесы Ливия Андроника и принято считать началом римской художественной литературы.
Таким образом, начало римской литературы относится к тому времени, когда литература греков уже пережила свой расцвет в произведениях Эсхила, Софокла и Эврипида и продолжала свое развитие главным образом не и самой Греции, а в Александрии египетской и была представлена такими поэтами, как Феокрит, Каллимах, Аполлоний Родосский и Эвфорион [22].
2. ДАННЫЕ О ДРЕВНЕЙШЕЙ ЛАТИНСКОЙ ПОЭЗИИ И О СТИХОСЛОЖЕНИИ
Доказывая несамостоятельность римской поэзии и зависимость ее от поэзии греческой, эллинистической, ссылаются обычно на то, что латинское стихосложение всецело зависит от греческого: размеры, применяемые в драматических произведениях, дактилический гексаметр с его разновидностью — элегическим дистихом и, наконец, лирические размеры Катулла, Горация и др. все чисто греческие. Относительно древнейшего размера римлян и латинян — сатурнийского стиха — и то существует мнение, что этот размер вовсе не италийского происхождения, а тоже греческий, только искаженный латинянами [23]. Это последнее мнение в настоящее время не находит сторонников. Продолжает существовать гипотеза и даже теория, что этот saturnius, или faunius versus, представляет собою стихотворный размер, построенный на чередовании ударяемых и неударяемых слогов [24], а не на чередовании кратких и долгих, подобно греческому стиху.
До нас дошли лишь чрезвычайно скудные примеры сатурнийских стихов, из которых наиболее достоверны эпиграфические памятники (гимн или молитва жреческой коллегии арвальских братьев, надгробные надписи фамилии Сципионов III-II вв. до н. э., посвятительная надпись того же приблизительно времени, так называемая Dedicatio Sorana — CIL, Χ, 5708), фрагменты из "Одиссеи" Ливия Андроника и фрагменты Невия, в том числе и его автоэпитафия, сохраненная Авлом Геллием (I, 24). Такие же памятники, как гимн жреческой коллегии салиев, который был непонятен не только простым смертным (Гораций, "Послания", II, 1, 86-89), но, по свидетельству Квинтилиана, и самим жрецам (Квинтилиан, "Об образовании оратора", I, 6, 40: Saliorum carmina vix sacerdotibus suis satis intellecta), ритуальные тексты, приводимые Катоном в его трактате "О земледелии" (например, молитва Марсу в гл. 141), пословицы и поговорки, извлекаемые из текстов Плавта или Петрония, — все это материал для суждения о строении сатурнийского стиха крайне ненадежный и недостоверный. Что же касается текстов, дошедших в прозаической передаче у Тита Ливия (например, I, 32; XXII, 1; XL, 46 и др.) или "Стихотворения о нравах" (Carmen de moribus) Катона, которое приводит Геллий и которое попытался восстановить в форме сатурнийских стихов Ричль (Op., IV, 305 сл.), то эти тексты никоим образом не могут иметь значения для тех или иных выводов о строении древнейшего латинского стиха.
Хотя в настоящее время вопрос о строении сатурнийского стиха все еще остается открытым, тем не менее отказ от его разрешения, какой, в конце концов, виден, например, у Линдсея [25], отстаивавшего в прежних своих работах акцентную гипотезу, не может быть оправдан. Наиболее вероятной, несмотря на все трудности, связанные с ее доказательством, представляется гипотеза о квантитативном строении исконного латинского сатурнийского стиха [26], но не по тем нормам, какие были в Греции, а по тем особым латинским правилам, какие наблюдаются и в стихосложении Плавта, и в гексаметре латинских поэтов, стихосложение которых значительно и существенным образом отличается от норм Менандра и греческих эпиков.
22
Имя Эвфориона тесно связано с римской поэзией. Подражателей ему Цицерон пренебрежительно обозвал «подголосками Эвфориона» (cantores Euphorionis). См. «Тускуланские беседы», III, § 45, где Цицерон говорит об Эннии: «O poetam egregiumî Qiiamquam ab his canloribus Euphorionis conlemnilur».
23
Такое мнение встречается у римских «грамматиков». Так, например грамматик IV в. н. э. Марий Викторин восстает протии предположения, что сатурнийский, или «фавнов», стих исконно италийский, и утверждает, что его употребляли не только греческие комические, но и трагические поэты, а древние италийцы только его исказили (GL, VI, 138). Это же утверждал и грамматик I в. н. э. Цезий Басс (GL, VI, 265).
24
Таково мнение Келлера, Турнейзена, Скутша и др. Акцентную теорию поддерживает и Мартини («История римской литературы», ч. I. СПб. —М., 1912, стр. 31).
25
См. его работу о раннем латинском стихе: W. M. Lindsay. Early Latin Verse. Oxford, 1922.
26
Квантитативную гипотезу о строении сатурнийского стиха отстаивали, начиная с Годфрида Германна (считавшего, однако, что сатурнийский стих этрусского происхождения, см. Elementa doctrinae metricae, Лейпциг, 1816, стр. 606), многие ученые, в том числе и Ф. Е. Корш, магистерская диссертация которого «De versu Salurnio» (M., 1868) является одной из лучших работ по этому вопросу.