Выбрать главу

Менандр говорит так:

Во всю ноздрю теперь моя супружница Храпеть спокойно может. Дело сделало Великое и славное: из дома вон Обидчицу изгнали, как хотелось ей, Чтоб все кругом глядели с изумлением В лицо Кробилы и в жене чтоб видели Мою хозяйку. А взглянуть-то на нее — Ослица в обезьянах, — все так думают. А что до ночи, всяких без виновницы, Пожалуй, лучше помолчать. Кробилу я На горе взял с шестнадцатью талантами И с носом в целый локоть! А надменности Такой, что разве стерпишь? Олимпийский Зевс, Клянусь тобой с Афиной!.. Нет, немыслимо! А девушку-служанку работящую — Пойди, найди-ка ей взамен такую же!

А Цецилий так:

Да, жалок тот, исто скрыть своих несчастий неспособен: Молчу, а все улика мне дела и вид супруги. Опричь приданого — всё дрянь; мужья, на мне учитесь: Свободен я и город цел, а сам служу как пленник. Везде жена за мной следит, всех радостей лишает. Пока ее я смерти жду, живу в живых, как мертвый. Затвердила, что живу я тайно со служанкою; Плачем, просьбами, мольбами, руганью заставила Чтоб ее продал я. Вот теперь, думаю, Со сверстницами и родными говорит: "Кто из вас в цвете лет обуздать мог бы так Муженька своего И добиться того, что старуха смогла: Отнять у мужа своего наложницу?" Вот о чем пойдет беседа: загрызут меня совсем.

Помимо совершенно неодинаковой привлекательности содержания и выражений в этих двух произведениях, я, по правде сказать, постоянно обращаю внимание на то, что написанное Менандром очень ясно, уместно и остроумно Цецилий не попытался передать даже там, где он мог бы это сделать, но опустил, как совершенно не стоящее внимания, и ввел что-то шутовское; а взятое Менандром из самой сущности человеческой жизни — простое, правдивое и увлекательное — зачем-то выпустил. Вот ведь, как тот же старик-супруг, беседуя с другим стариком-соседом и жалуясь на надменность жены, говорит:

Жена моя с приданым — ведьма. Ты не знал? Тебе не говорил я? Всем командует — И домом, и полями — всем решительно, Клянусь я Аполлоном, зло зловредное; Всем досаждает, а не только мне она, Нет, еще больше сыну, дочке. [Сосед] Дело дрянь, Я знаю.

А Цецилий предпочел оказаться здесь скорее смешным, чем быть в соответствии и согласии с характером выведенного лица. Вот как он это испортил:

[Сосед] Жена твоя сварлива, да? [Супруг] Тебе-то что? [Сосед] А все-таки? [Супруг] Противно вспомнить! Стоит мне Домой вернуться, сесть, сейчас же целовать Безвкусно лезет. [Сосед] Что ж дурного? Правильно:

Чтоб все, что выпил ты (вне дома, выблевал.

А вот еще отрывок обеих комедий, из которого ясно, как надо судить о нем. Смысл этого отрывка приблизительно такой: дочь одного бедного человека была обесчещена на ночном празднестве. Отец об этом не знал, и дочь считалась девицей. После бесчестья она понесла, и в положенный срок начались роды. Верный раб, стоявший у дверей дома и не знавший ни о том, что хозяйская дочь должна родить, ни о насилии над нею, услышал стоны и плач роженицы. Он испуган, рассержен, подозревает, жалеет, горюет. Все эти душевные движения и переживания сильны и ярки в греческой комедии, а у Цецилия все это вяло и лишено всякого достоинства и прелести. Затем, когда раб узнал из расспросов о случившемся, он выступает у Менандра так:

Злосчастен трижды тот бедняк, что женится Да и детей рожает. Безрассуден тот, Кому поддержки нет нигде в нужде его, И кто, когда позор его откроется, Укрыть его от всех не может деньгами, Но без защиты продолжает жизнь влачить Под вечной непогодой. Доля есть ему Во всех несчастьях, ну а в счастьи доли нет. Один вот этот горемыка — всем пример.

Посмотрим, постарался ли Цецилий приблизиться к искренности и правдивости этих слов. Вот соответствующие Менандровым стихи Цецилия: слова урезаны и сшиты из трагической напыщенности: