При таком воззрении Веллея на историю Рима становится понятным, почему его рассказ состоит из характеристик и биографий действующих лиц; даже важные события пропускаются, если они не могут быть использованы для этой цели. Так, начиная с Луция Эмилия Павла идет одна биография за другой, вплоть до Тиберия, причем выдающиеся люди республики называются так же, как Август и Тиберий, principes.
Тиберий превозносится до небес. Ученые уже давно обратили внимание на это прославление Тиберия, которое прямо противоположно рассказам о нем у Тацита и Светония. Одни видят в этом только лесть, раболепство, которое еще со времени Августа стало обычным явлением в римском обществе, в том числе и у писателей: как поэтов, так и историков.
Тацит ясно свидетельствует об этом: "Для повествования о времени Августа не было недостатка в блестящих талантах, пока возрастающая лесть не принудила их к молчанию" ("Летопись", I, 1). А в другом месте он уже прямо говорит о том, что писатели того времени были преданы лести или ненависти ("История", I, 1).
Другие ученые стараются оправдать Веллея и объясняют похвалы его Тиберию следующим образом.
1. Он мог быть искренним монархистом по убеждениям; его уважение к отдельным, сильным личностям до некоторой степени свидетельствует об этом; о правлении Августа он также отзывается хорошо.
2. Несмотря на эти неумеренные похвалы Тиберию, он не высказывает того низкого раболепства, которое было у других писателей того времени. Он не бранит Брута и Кассия и даже признает в них много достоинств, хотя Кремуций Корд понес кару за похвальный отзыв о них. Веллей превозносит Катона Младшего, называя его "человеком очень похожим на богиню Добродетель и во всем по духовному складу более близким к богам, чем к людям", который "никогда не поступал добродетельно [только] для того, чтобы казаться таким, но потому, что иначе поступать не мог" (II, 35, 1-2).. Он прославляет Цицерона, оканчивая свою похвалу словами: "Скорее исчезнет в мире род человеческий, чем слава Цицерона" (II, 66,5). Если он мог быть искренним, восхваляя врагов монархии, то нет причин не верить его искренности при восхвалении монарха.
3. Тиберий стал особенно жесток после падения Сеяна в 31 г., и главным образом эта пора его правления служит причиной дурных отзывов историков; Веллей писал свое сочинение в 29 г., когда жестокие наклонности Тиберия еще не успели вполне проявиться.
4. Веллей, как видно из его биографии, много лет был соратником Тиберия в походах, а способности Тиберия как полководца признаются и историками. Поэтому нет ничего удивительного в преклонении солдата перед гением полководца.
5. Как уже сказано выше, Веллей в 15 г., по-видимому, уже окончил служебную карьеру, и в 29 г. едва ли у него была надобность ради личных выгод льстить императору.
6. Наконец, надо принять во внимание положение писателей во времена Тиберия. Ясно, что Веллей не мог изображать Тиберия другими красками, иначе и его сочинение, да и сам он были бы уничтожены.
Все эти соображения дают основания реабилитировать Веллея в этом отношении.
При указанных свойствах сочинения Веллея трудно предполагать, чтобы оно имело большую ценность как историческое произведение. Прежде всего, в первой половине его события излагаются слишком коротко, иногда почти в виде конспекта; события, современные автору, по указанным выше причинам не могли быть изложены беспристрастно. Однако характеристики исторических лиц дают интересный материал. Даже описание времени Тиберия интересно как официальная версия событий, как придворная история в противоположность изображению их, сделанному Тацитом. Кроме того, поскольку Веллей находился в непосредственной близости к Тиберию и участвовал в его походах, он сообщает некоторые подробности о войнах римлян в Германии, о большом Панноно-Далматинском восстании 6-9 гг. н. э. (II, 110-116), о восстании германцев в 9 г. н. э. и гибели Квингилия Вара со всеми его войсками (II, 117-119).
Какими источниками пользовался Веллей, определить нельзя; сам он ссылается только один раз на Катона [10] (I, 7, 3) и один раз на Гортензия (II, 16, 3). О событиях своего времени он говорит, конечно, на основании своих наблюдений; об Августе, — может быть, на основании его мемуаров.
Язык Веллея в общем близок к языку писателей классического периода. Однако у него есть много особенностей, свойственных серебряной латыни: новые слова и, наоборот, архаизмы; прежние слова, но с новыми значениями; слова поэтические; конструкции, которые в классической прозе не употреблялись и т. п. Так, например: fulgentissimum et caeleste os (II, 64, 3) — "блистательнейшие и небесные уста" (о Цицероне) ;adiutorium (II, 112, 4) — "помощь"; hodieque (I, 4,2; I, 4,3 и др.)-в смысле "даже и теперь"; abditus carceri (II, 91,4) — "упрятанный в тюрьму"; laetus animi (II, 93, 1) — "бодрый духом"; immodicus gloriae (II, 11,1) — "неумеренный в жажде славы".
10
Имеются в виду «Начала» М. Порция Катона. Сочинение Гортензия, знаменитого оратора, современного Цицерону, он называет «Летописью»; ни у кого другого нет упоминания об этом сочинении.