25. И сразу же затем в каждом городе и на каждом острове появились посланцы тех мужей со Святой Горы с письмами, раскрывающими их гнусную ересь, предписывающие держаться подальше от бытового и церковного общения с ними из-за совершаемых ими беззаконных, чуждых и исполненных всякой скверны чудачеств.
Итак, им подтверждается то, что было сказано много лет назад, когда он был захвачен мессалианской ересью; и еще более подтверждается то, что он сам говорит о себе собственными устами, так что собственные уста становятся для него, по притче, сетью[2413], из которой не выпутаться, и крепкой ловушкой.
26. Ибо он утверждает, что одни и те же обвинения, выдвинутые против него в разное время, являются целиком ложными, и уверяет, что, скорее наоборот, это он был тот, кто
публично осудил прокравшихся давно на Афонскую гору мес-салиан; кто изобличил их по пунктам во всем том противозаконном, что ими тайно делалось. Некоторых, по его словам, он сам поймал с поличным, когда они своими руками бросали божественные иконы Спасителя и Его святых в отхожее место; других он часто видел делающими иное: то близкое к этому, то еще более страшное и отвратительное, о чем мы здесь не можем ни говорить, ни писать, потому что это безобразно сверх всякой меры.
27. Сказав это, он прибавил как бы в качестве вывода: «Я никогда бы не обнародовал такую гадость, если бы сознавал себя причастным к подобным преступлениям мессалиан и сам бы проповедовал то же самое».
Приводя в свою защиту такие доводы, он еще больше изобличал сам себя во лжи, подсчитывая то, чего не делал, вместо того, что делал, и, сам того не замечая, сплетал себе неизбежные и крепкие сети, чтобы самому же в них немедленно и запутаться.
28. Ибо обвинявшие его епископы и священники среди прочих доказательств его очевидной лжи приводили не в последнюю очередь и его долгую и неразлучную дружбу со Скорпием, который издавна осуждался и постоянно осуждается как мессалианин на основании многих весьма ясных свидетельств, совершенно неоспоримых и отнюдь не могущих быть скрытыми под облаком притворства. Ибо если он с самого начала имел с этим Скорпием неразлучную дружбу, словно храня в тайниках сердца его образ, то кто поверит ему, когда он хвалится, будто изобличил других, а не скорееЪсудит, как очевидного соучастника, посвященного в их мистерии?
29. Итак, следующие четыре пункта были собраны обвинителями не откуда-либо еще, кроме как из того, что он сам говорил о себе:
Во-первых, то, что, признавая ересь мессалиан гнуснейшей всех прочих, как он сам теперь говорит, и зная, что она распространялась тогда на Горе, он не открыл этого ни прежде, ни после других, ни тогда, ни сразу же вскоре, хотя был одним из многих, кто тогда оказался рядом [с еретиками] и мог слушать [их речи].
Во-вторых, то, что тогда он даже не хотел становиться на сторону тех, кто так или иначе открывал там другим столь великое нечестие, но на протяжении многих лет сберегал это, словно какое-то сокровище, в своем сердце, и до сих пор хранил невысказанными подробности, а теперь, когда прежде благоприятный момент для обличения обратился в свою противоположность, вдруг захотел разоблачать, думая, должно быть, найти себе тайное убежище для избавления [от преследований].
301Ш. В-третьих, то, что, хотя Скорпий уже в течение длительного времени осуждается в том, что в полной мере практикует эту ересь, и хотя от почтенных мужей с Горы приходит много писем, открыто обличающих это его исконное и до сих пор еще цветущее нечестие, [Каллист] упорно продолжает его любить и становится для него необоримым поборником и, так сказать, твердой опорой, поднимает большой крик, мешая небо с землей, и, подобно бесноватым, упорствует в своем мнении и предает большой анафеме не виновных в этих преступлениях, но тех, кто не боится объявлять виновным Скорпия.
31. В-четвертых, то, что он до сих пор утверждает, будто видит единого неизменного и несозданного Бога, Который для него, живущего в неге и роскоши, становится, преобразуясь в низшее, другим нетварным светом. [2414]
2413
Даскелийский залив (греч. ДасжеЛюд kôâttoç), вероятно, назван по имени Даскилия (греч. ДсшкбЛеюѵ или ДасткиЛюѵ), вифинского города на Геллеспонте, развалины которого находятся близ озера Манья с, в 30 км от современного города Бандырма (тур. Bandirma). Астакенский залив (греч. Аатакг)ѵб? кбЛпо?) получил название от города Астак (греч. Асгсако»;), разрушенного еще в древности и впоследствии отстроенного как Никомидия (греч. NiKoprçôeia), ныне Измит (тур. izmit). Оба этих гидронима более нигде не встречаются.
2414
Халил (тур. Çehzade Halil, ок. 1346–1362) — османский принц, сын Орхана I Гази от третьей жены, Феодоры, дочери Иоанна VI Канта — кузина.