55. Итак, внезапно напав на эту рыбачью лодку, пираты взяли ее на абордаж и захватили: хоть и не без потерь, но все же захватили. И по прихоти судьбы вышло так, что поделье оказалось для них важнее всякого многолетнего дела. Поэтому, распознав высокую ценность своей добычи, пираты тотчас же устремились домой в Фокею[2436], которая в древности была греческим городом, а теперь платит дань варварам, чтобы жить без страха и опасности. Находится она на краю некоего морского залива, вдающегося далеко в эолийский берег и почти достигающего границ страны лидийской. Управляет этим городом тот, кого выберет император ромеев и отправит туда из Византия на определенный им срок[2437].
56. Когда Гиркан, отец [плененного], узнал об этом, известие показалось ему невыносимым, и он нимало не сомневался, что и сам скоро умрет, потеряв сына и не зная, кем [он похищен]. Разрываясь между разными предположениями и догадками, он в течение долгого времени жадно внимал то тем, то иным слухам.
57. Узнав, наконец, что похитившие его сына это пираты были фокейцами, и к тому же ромеями, хоть и из какой-то иноземной и полуварварской страны, и не имея возможности ни с моря, ни с суши отомстить похитителям сына, он обратил свои взоры к одному лишь императору и с готовностью пообещал быть ему преданным другом и ревностным служителем во всем, что бы тот ни приказал, и щедро снабжать его по мере надобности деньгами, если только он найдет выход из этого ужаса и как можно скорее вернет ему его сына живым.
58. Этот вопрос все еще находится в подвешенном состоянии, когда случилось умереть и старшему из сыновей Гирка-на[2438], которого он готовил себе в преемники и которому поручал наиболее важные дела в своей сатрапии. Это подвигло Гиркана к гораздо большему плачу и одновременно к более настоятельным просьбам о его еще живущем в плену сыне. Поэтому он не переставал беспрерывно посылать к императору посланников, чтобы они теребили его и настраивали на более решительный лад. Кроме того, он давал деньги — частью от себя, частью в погашение прежних долгов — на покрытие расходов на снаряжение и укомплектование экипажем триер, чтобы выступить против фокейцев.
59. Помимо этого он пообещал немедленно выдать ему связанным Матфея, врага и супостата его царства, и скоро избавить его от длительных нестроений. Поэтому император для начала отправил посланников к управляющему Фокеей, чтобы обсудить этот вопрос. Однако последний, возгордившись от успехов, послал императору надменный ответ и потребовал денег и высоких наград, не соответствовавших его положению.
После двух, трех и еще более многочисленных подобных попыток, когда управляющий Фокеей подумывал уже об отложении от императора и показал ему всю тщетность его [дипломатических] усилий, император, собрав три огромных триеры из Византия и много небольших диер и монер с Те-недоса, Лесбоса и Лемноса, снялся с якоря и пошел в гавань Фокеи. Так закончилась зима[2439].
60. А в самом начале весны он стал готовиться к осаде. Поскольку же это было для него отнюдь не просто, если бы он, отказавшись от дружбы с фокейцами, не сделал сперва себе другом властителя прилегающих земель — я имею в виду правителя лидийцев[2440], — то он протянул ему руку и предложил свою дружбу и обещание родства [через брачный союз]. После чего, ободрившись, он осадил город с суши и моря и начал серьезные военные действия против отступника. Но, поскольку жители Фокеи смело[2441] оборонялись изнутри и в то же время кораблям сильно мешал противный южный ветер, [мятежный губернатор] отразил натиск императорских [войск], которые уже были близки к победе.
61. С тех пор прошло много времени, и император в компании своих приближенных уже без подозрений и с большой уверенностью выезжал к [лидийским] варварам, как к друзьям и устроителям званых обедов. Он охотился с ними и без страха проводил в их обществе целые дни, обещая, что уедет оттуда не раньше, чем, изнурив город голодом, заставит его перейти на их сторону, хотя бы и против воли. Поэтому варвар — я говорю об упомянутом сатрапе Лидии — про себя подумывал
1185
о том, чтобы, нарушив договор, без труда захватить в пден императора, ходившего с ним на охоту и сидевшего за одним столом, и в короткое время завладеть множеством денег, стать владыкой многих ромейских городов, а вместе с тем приобрести большую славу среди соплеменников и иноплеменников.
2436
Küyeßov, искаженное «Киев» (греч. Kießov или Kießog). Григора, по-видимому, сам не уверен в правильности приводимого им названия. Кроме того, здесь он относит его к храму, а не к городу.
2437
Имеется в виду разграбление Киева воинами Батыя в 1240 г., когда серьезно пострадал и Софийский собор, бывший кафедрой Киевских митрополитов.
2439
Перенесение митрополичьей кафедры сперва в Брянск, а затем во Владимир произошло в 1299 г., при митрополите Максиме, а в 1325 г. митрополит Петр перенес кафедру в Москву. Тем не менее, все митрополиты продолжали именоваться Киевскими и всея Руси вплоть до 1461 г.
2440
Имеется в виду Ольгерд (лит. Algirdas, ок. 1296–1377) — великий князь литовский, сын Гедимина.
2441
Иван I Данилович Калита (ок. 1283–1340) — князь Московский с 1325 г. (фактически с 1322 г.), Великий князь Владимирский (1331–1340).