«Реформаторам» не удалось решить и главную из поставленных ими задач — добиться бездефицитного бюджета и сбить инфляцию. После профицита в апреле и мае 1992 г. бюджетный дефицит вырос до 5,2 % ВВП, в июне — до 17, в августе — до 19,6 %, что осенью вновь привело к всплеску инфляции. В сентябре она составила 11,5 %, в октябре — 22,9 %, в ноябре — 26,1 %, а в декабре — 25,4 %, т. е. уже к октябрю 1992 г. страна вновь оказалась на грани гиперинфляции. В декабре 1991 г. соотношение рубля и доллара равнялось 1:20, в середине 1992 г. предполагалось удержать его на отметке 1:60, а в декабре за один доллар давали уже 308 руб. (а летом 1993 г. — более 1000).
В то же время в оценке экономических преобразований 1992 г. общество раскололось на две части. Лица, выигравшие от перемен, вслед за реформаторами давали им сугубо позитивные оценки. В заслугу правительству ставили то, что в отличие от своих предшественников оно от разговоров перешло к делу и наконец-то «двинуло» экономику в сторону рынка. Говорили, что реформы в России, хотя и получились болезненными, пошли по единственно возможному в тех условиях пути. Достижением считалось начало массовой приватизации, призванной создать рыночную конкурентную среду. К числу наиболее важных с точки зрения перспективы называлось изменение сознания населения: лишенные традиционной государственной поддержки, люди были вынуждены все больше полагаться на собственные силы. А это должно было раскрепостить созидательный, предпринимательский потенциал тех, кто был более готов утверждать новые формы общественного устройства.
Лица, проигравшие от перемен, оценивали произошедшее совершенно иначе. Указывали на непомерно высокую социальную цену, которую платит население за переход к рынку. Ставился под сомнение профессионализм команды «реформаторов»: ими были допущены существенные просчеты при прогнозировании роста цен и динамики инфляции, пренебрежение к реальной экономике, «жесткое» (если не жестокое) отношение к бюджетным отраслям и социальной сфере. Недовольство вызывала и криминализация общественной, прежде всего экономической жизни: коррупция чиновничества и рост имущественных преступлений с применением физического насилия.
Упомянутые группы пользовались различными критериями при оценке изменений, произошедших в 1992 г. Сторонники первой группы полагали, что было сделано все возможное в тех конкретных исторических условиях. Хозяйственная разруха, принципиальная недееспособность прежней системы управления, отсутствие навыков рыночного поведения привели, согласно этой позиции, к большим «издержкам» при выходе из социализма. Сопротивление «консервативных» сил, «родимые пятна социализма» предопределили болезненное восприятие необходимых мер, которые не были осуществлены полностью, что и затянуло процесс в целом.
Основная же масса российского населения исходила из сопоставления ранее обещанного и реально полученного в результате начала реформ. На фоне удручающей действительности конца 1992 г. особенно досадно вспоминались популистские обещания власти 1990–1991 гг. перейти к рынку быстро и с минимальными потерями. Накануне 1993 г. стало ясно, что утверждения рынка не только не произошло, но что страна находится в начале нового «переходного периода», конца которому пока не видно, а «потерпеть» всем придется явно не 6–8 месяцев. И политики, и экономисты все чаще использовали термин «обман» при сравнении того, на что было ориентировано население изначально, и тем, что позже правительство ставило себе в заслугу. Недоверие к реформаторам, ощущение осознанного обмана подпитывалось отсутствием с их стороны самокритики, а ускоренное перераспределение ранее накопленного богатства усиливало впечатление того, что сутью происходящих в стране «реформ» является вульгарное ограбление основной части населения.
Федеративный договор. В сфере федеративного устройства в 1991 г. новое российское государство унаследовало проблемы, возникшие в период противостояния между российскими и союзными властями в 1990–1991 гг. «Запущенные» тогда процессы имели мощную инерцию. Стремясь их пресечь, российские власти еще осенью 1991 г. в противовес идее Федеративного договора предложили в первую очередь создать документ о разграничении полномочий между федеральными органами власти и властями субъектов Федерации. Такую позицию активно поддержали российские края и области, которые еще с весны 1991 г. выражали недовольство своим заниженным в сравнении с республиками статусом.