Из апокрифических сказаний, вошедших в начальную Русскую летопись, заслуживает внимания рассказ о посещении апостолом Андреем Киева и Новгорода. По сему поводу см. проф. Сперанского «Деяния апостола Андрея в славяно-русских списках» (Древн. Моск, археол. об. XV. М., 1894) и К. Истомина «Из славяно-русских рукописей об апостоле Андрее» (Вестник археологии и истории. XVI. СПб., 1904).
С вопросом о начальной Русской летописи тесно связан вопрос о происхождении Русского государства. Сличение всех существующих списков летописи, а также польских хроник, которые пользовались русскими летописями, приводит к следующнему выводу: в «Повесть временных лет» уже была внесена басня о призвании варягов; но при этом еще не смешивалась русь с варягами. В последнем особенно убеждают меня Длугош и Стрыйковский, которые могли пользоваться списками русской летописи более древними, чем сохранившиеся до нашего времени. (Последние восходят не ранее как ко второй половине XIV века, именно Лаврентьевский список.) Мое мнение подтверждается свидетельством краткой хронографии, написанной в Новгороде в конце XIII века и известной под именем «Летописца патриарха Никифора» (Рукоп. Моск, синод, библиотеки под № 132). Здесь сказано: «придоша русь, чудь, славяне, кривичи к варягом, реша» и прочие. У Татищева в I томе помещен отрывок из летописи, которую он неосновательно приписывает Иоакиму, первому новгородскому епископу. Эта летопись есть, очевидно, риторическое произведение позднейшего времени; но, по справедливому замечанию С. М. Соловьева, составитель ее, без сомнения, пользовался начальною Новгородскою летописью, которая до нас не дошла (Истор. России. III. 140). В этой так называемой Якимовской летописи рассказывается басня о новгородском старейшине Гостомысле и его трех дочерях, из которых младшая сделалась женою старшего из трех призванных варягов, Рюрика. Тут также не смешивается русь с варягами: варягов наряду с другими племенами призывает русь. (Подробнее эти соображения в моей статье «Еще о норманизме».)
Вопрос о варягах и руси породил обильную литературу в нашей историографии и филологии. Назовем наиболее замечательные труды и мнения. Скандинавское происхождение Руси доказывали, во-первых, члены Петербургской Академии наук XVIII столетия Байер (De Varagis и Origines Russicae в Comment. Academiae Pet. IV и VIII), Миллер (Origines gentis et nominis Russorum), Cmpummep (Memoriae populorum и История Российская) и Шлецер (Nestor), кроме того, Струве (Dissertations sur les anciens Russes, 1785) и Тунман (Untersu-chungen. 1772–1774); а в XIX столетии: Лерберг (Исследования, в переводе Языкова. СПб., 1819), Френ (Ibn-Forzlan, СПб., 1823), Бушков (Оборона летописи. СПб., 1840), Погодин (Исследования и лекции. М., 1846. Т. II), Куник (Die Berafung der Schvedischen Rodsen. СПб., 1844–1845, О записке готского топарха в Записках АН. XXIV и «Каспий» Дорна. СПб., 1875), Круг (Forschungen. СПб., 1848), Крузе (Chronicon Nortmanorum. Dorpat. 1851). То же мнение поддерживали русские историографы Карамзин, Арцыбашев, Полевой, Устрялов и Соловьев; а также Штраль (Geschichte des Russischen Staates). В последнее время особенно настаивали или на норманнском, или на готском происхождении профессора В. Ф. Миллер, Васильевский, Малышевский, Голубинский, Будилович, Ю. А. Кулаковский и отчасти Ф. И. Успенский. О них и некоторых других моих антагонистах см. мои «Разыскания» и две мои «Дополнительные полемики по вопросам варяго-русскому и болгаро-гуннскому» (М., 1886 и 1902).
Противники скандинавской теории: Ломоносов (Древняя русская история. СПб., 1766), который выводил варягов с южного Балтийского поморья; Татищев (История) и Болтин (Примечания к истории Щербатова. СПб., 1798) производили их из Финляндии. Эверс (Vom Ursprunge des Russischen Staats. Riga-Leip. 1808 и Kritische Vorarbei-tungen. Dorpat. 1814) производил варягов-русь из Казарии; Нейман (Uber die Wohnsitze der altesten Rossen. Dorpat. 1825) выводил их с берегов Черного моря. Брун (Зап. Акад. н. Т. XXIV. Кн. I) ведет их от древних готов, принадлежа, впрочем, к норманнской школе; Юргевич (Зап. Одесского об-ва ист. и древн. VI) считает русов угорским племенем; а Костомаров предложил литовскую теорию их происхождения (Соврем. 1860. № 1); но впоследствии добросовестно оставил ее и рассказ о призвании варяжских князей признал баснею (Вест. Европы. 1873. Январь). Наиболее многочисленную группу противников норманнской школы образуют ученые, выводившие варяго-русов от балтийских славян, отчасти примыкающие к славяно-русской теории Ломоносова; таковы: Бодянский (О мнениях касательно происхождения Руси. Сын Отечества. 1835. № 37–39), Максимович (откуда идет Русская земля. К., 1837), Венелин (Скандинавомания. М., 1842), Морошкин (Исследования о русских и славянах. 1842). Савельев (Сын отеч. 1848), Ламанский (Славяне в Мал. Азии, Африке и Испании. СПб., 1859. Но впоследствии он явился ревностным скандинавоманом), Котляревский (О погребальных обычаях у славян. М., 1868. и Древности балтийских славян. Прага, 1874). Наиболее сильные удары, после ученого и остроумного Эверса, нанес норманнской школе Гедеонов (Отрывки из исследований о варяжском вопросе. Зап. Акад. и. Т. I, кн. 2, т. II, кн. 2 и т. III, кн. I. Отдельно: Варяги и Русь. СПб., 1876. Два тома); по своим выводам он примыкает, с одной стороны, к славяно-балтийской школе, а с другой — к теории Эверса о хазарском влиянии на происхождение Русского государства. К славяно-балтийской теории примыкает и И. Е. Забелин (История русской жизни. М., 1876). Влияние варягов на славян отрицал Артемьев в своей брошюре по этому вопросу (Казань, 1845). Несколько дельных возражений против норманнской школы на основании арабских известий представляют Хвольсон (Известия о славянах и руссах. СПб., 1869) и Гаркави (Сказания мусульм. писателей о славянах и русских. СПб., 1870). К финско-тюркским народам относили русов В. В. Стасов (ЖМНПр. 1881. Август) и г. Щеглов (Ibid. Апрель). Но все труды помянутых ученых не могли разрушить норманнскую теорию, потому что исходным пунктом своих исследований они полагали отчасти существование какого-то народа варяго-русов, а главное, верили водворению на Руси варяжских князей, то есть оставляли без достаточной критики самое сказание нашей летописи о призвании варягов. (Доказательства против достоверности этого сказания и против самого существования варягов-руси представлены мною в исследовании: «О мнимом призвании варягов», «Еще о норманизме» и прочих.)