«Пойманы есте Богом и великим князем Василием Ивановичем всея Руси!» — громко молвили им московские бояре.
Этим лучшим людям уже не суждено было увидеть свой родной Псков: им предстоял вывод, то есть невольное переселение в Московскую область. Их поместили в том же архиерейском доме в ожидании, пока прибудут из Пскова их семьи. А молодших людей, переписав, раздали новгородцам, чтобы те кормили и стерегли их впредь «до управы».
В это самое время один псковский «купчина» Филипп Попович, ехавший с товаром в Новгород, остановился на Веряже (западный приток оз. Ильмень). Тут он услыхал о насильственном задержании своих сограждан. Бросив товар, Попович погнал назад и, прискакав в Псков, объявил народу, что «князь великий посадников и бояр и жалобных людей переимал». Псковичи были поражены скорбью и страхом. Созвали вече и начали спрашивать друг друга: «ставить ли щит против государя» и приготовлять ли город к обороне? Но тут вспомнили о своем крестном целовании великому князю, а главное, о том, что в его руках находится значительная часть их посадников, бояр и других лучших людей, без которых трудно было что-либо предпринять. Пока граждане раздумывали, не зная, на что решиться, из Новгорода приехал один из задержанных там купцов, по имени Онисим Манухин, с грамотой от своих товарищей. Московские бояре уже успели войти в переговоры с захваченными псковскими лучшими людьми, объявив им, что государь за неправды их посадников и судей должен возложить на них свою великую опалу, но что он, однако, оказывает им милость и требует только снятия вечевого колокола и водворения своих наместников, которые будут судить в Пскове и по пригородам. В противном случае великий князь грозил войной и большим кровопролитием. Лишенные свободы, псковичи согласились на эти требования и принесли присягу на верное служение государю. В грамоте, которую привез Онисим Манухин, они извещали своих сограждан, что уже дали государю крепкое слово на его требования за себя и за всю Псковскую землю. Выслушав эту грамоту, псковское вече отправило в Новгород гонцом сотского Евстафия со смиренным челобитьем, чтобы государь сжалился над своей «старинною отчиною». Очевидно, псковичи надеялись изъявлением полной покорности смягчить великого князя и отдалить от себя судьбу, постигшую их старшего брата, то есть Великий Новгород. Наивная надежда.
В Псков приехал от великого князя дьяк Третьяк Далматов. 12 января, в субботу, уже довольно поздно, собралось вече у Св. Троицы. Подле Троицкого собора находился возвышенный помост или «вечевая степень». Далматов взошел на степень и, прежде всего, сказал Пскову поклон от великого князя. А затем объявил две его воли: первая, чтобы вече более не было и колокол вечевой снять; вторая, чтобы посадников более не было, а быть в городе двум наместникам и по пригородам тоже быть наместникам. «А только тех двух воль не сотворите, — заключил дьяк, — ино как государю Бог по сердцу положит, ино у него много силы готовой, и то кровопролитие на тех будет, кто государевы воли не сотворит; да государь наш князь великий хочет побывати ко святей Троицы во Псков». Окончив свое слово, Далматов сел тут же на степени, в ожидании ответа.