Что было — то было. Как нарисовались первые владимирские князья захватчики, так ими и оставались, почему уязвляли народную гордость новгородцев. Впрочем, это «право первенства» и в самом деле глубоко засело в головы владимирских князей. «Вместо Киева южного, — говорит Костомаров, — явился на востоке другой Киев — Владимир; по всему видно — существовала мысль создать его другим Киевом, перенести старый Киев на новое место. Там явилась патрональная церковь Святой Богородицы Златоверхой и Золотые Ворота, явились названия киевских урочищ: Печерский город, река Лыбедь. Но нельзя было старого Киева оторвать от днепровских гор; те же отростки под северо-восточным небом, на чуждой почве, выросли иначе, иным деревом, — другие плоды принесли». Соглашусь: ростки были другими и плоды — тоже.
Основное расхождение между северо-востоком и остальными «Русями» Костомаров видел в том, что «старые славянские понятия об общественном строе признавали за источник общей народной правды волю народа, приговор веча, из кого бы то ни состоял этот народ, как бы ни собиралось это вече, смотря по условиям; эти условия то расширяли, то суживали круг участвующих в делах, то давали вечу значение всенародного собрания, то ограничивали его толпою случайных счастливцев в игре на общественном поле. При этом давно уже возникла и укоренилась в понятиях идея князя — правителя, третейского судьи, установителя порядка, охранителя от внешних и внутренних беспокойств; между вечевым и княжеским началом само собою должно было возникнуть противоречие, но это противоречие улегалось и примирялось признанием народной воли веча под правом князя… Князь был необходим, но князь избирался и мог быть изгнан, если не удовлетворял тем потребностям народа, для которых был нужен, или же злоупотреблял свою власть и значение.
Принцип этот в XI, XII и XIII веках выработывается везде: и в Киеве, и в Новгороде, и в Полоцке, и в Ростове, и в Галиче. Его явление сообразовалось с различными историческими внутренними обстоятельствами и разными условиями, в какие поставлены были судьбою русские земли. Этот принцип принимал то более единовластительного, то более народоправного духа; в одних землях князья выбирались постоянно из одной линии, и, таким образом, водворение их приближалось к наследственному праву, и если не совершенно образовалось последнее, то потому только, что не успело заглушиться выборное право, которое, по своему существу, умеряло непреложность обычая; в других — в Новгороде — при выборе князя народная воля не соблюдала вовсе никаких обычаев преемничества, кроме насущных текущих условий края». Иными словами, для всех «Русей», кроме северо-востока, определяющими были приговор веча и принятый на службу князь.
Порядка наследования земель в Киевской Руси Костомаров не понимал. Он считал, что существовала как бы идея старшинства, но важнее был приговор веча. И в этом он был несправедлив: для Новгорода приговор веча был воистину важен, для Киева, как показал в своих исследованиях Соловьев, важнее была идея старшинства, так называемая княжеская «лествица», или лествичное право, от горожан мало зависело, какой князь садился в главном городе земли. Костомаров несколько идеализировал древнерусское право, это была сугубо романтическая точка зрения. В той древности он видел черты народного правления. Реально существовавшие изгнания князей киевлянами были, скорее, не правилом, а исключением, они совершались только в моменты исключительной опасности для горожан. В целом киевляне были приучены терпеть князей, положенных им по закону. Только уж самые возмутительные княжеские выходки могли вызвать гнев и — изгнание. В основном же изгнания осуществлялись другими князьями, если очередной киевский князь сел «не по праву». Вече существовало во всех древних русских городах, но значение этого веча были разные у новгородцев с полоцкими землями и у Днепровской Руси, а уж у северо-востока эти отношения и вообще с вечевым порядком рядом не ночевали. За вечем у южан стояли многочисленные князья из одного правящего рода — Рюриковичи, в северо-восточных землях эти родовые отношения такого значения уже не имели, там было, по сути, княжеское право, которое никакого веча не учитывало и если к таковому и обращалось, так только для проформы. Впрочем, и Новгород, с его бесконечными бунтами и мятежами, управлялся хоть и вечевым образом, но с подачи боярских партий.