Начальное киевское православие было под стать городу — храмы, сверкающие золотом и драгоценными камнями, роскошь и богатство. Это был не просто город, это была действительно мать русских городов. Старший город над остальными. Недаром в такой стольный Киев стекались люди со всей тогдашней Нус и: «Население Киева и Русской земли не было однородное: тут были и греки, и варяги, шведы и датчане, и поляки, и печенеги, и немцы, и жиды, и болгаре. Эта пестрота народонаселения объясняет и предания о предложениях Владимиру принять ту или иную веру; если здесь можно искать исторической истины, то предлагавшие Владимиру веру были скорее жители Киева, чем иноземные апостолы. При Владимире, после его крещения, при Святополке и при Ярославе Киев быстро развивался и процветал. При веселой жизни и распущенности нравов киевляне не имели ничего строгого, подавляющего; оттого в Киев и Русскую землю сбегались — по известиям Дитмара — разного рода беглые рабы, тут они находили себе приют и пропитание. Вероятно, тут же себе находили люди рабочие хорошие заработки; охота строить здания, украшать дома призывала туда рабочих. В Киевской земле, менее чем где-нибудь, мог сохраниться чистый тип одной народности, когда люди всякого звания и ремесла скоплялись там отовсюду. Даже те, которые составляли княжескую дружину — класс, возвышавшийся над массою по значению и силе, — были не киевляне по происхождению, а пришельцы».
Впрочем, и остальные города, которые строились в Русской земле, заселялись пришельцами из разных мест: при Владимире «переселение в Русскую землю совершилось из Белоруссии, из Средней России, из Новгородской земли и, наконец, из Чуди», «он призвал и переселил лучших людей из чужих народов — не земледельцев, не смердов, но способных к оружию. Это должно было способствовать образованию, в некотором смысле, высшего сословия, потому что в тот век люди, посвященные военным занятиям и обороне края, должны были пользоваться уважением и преимуществами пред простым народом; а военные — мужи города — были люди разного происхождения и, следовательно, составляли сами по себе общество отдельное от массы народа и не связанное с ним этнографическим единством и местными преданиями». В самом Киеве, который был богаче на порядок прочих городов, по словам Костомарова, человек делался продажным. «От кого бы ни зависела судьба Киева, а с ним и целой Руси в то время: от избранных ли классов или от народа, — в том и в другом случае легко можно было торжествовать неправде и прикрыться продажности… Вот здесь открывается народная местная черта. Еще народ киевский не впал в рабскую покорность, но мог подпасть под всякую неправую власть посредством приманки его материальными выгодами». Такой был Полянский стольный город. В нем осели чужеземцы и к власти пришли чужеземцы. Все это пришлое население было разбавлено полянами и выходцами из других славянских племен. Город был совершенно космополитический.
Недаром польский король Болеслав, явившись в Киев по просьбе своего зятя Святополка, как писал ученый, принял «Русь за продолжение Польши». Он поясняет, что «народ южнорусский был в таком же отношении к польскому, как болгарский к русскому», то есть они в те времена были очень похожи, единственное, что поляков отличало, — латинская вера. Но пока воины Болеслава не надоели киевлянам, им в стольном граде жилось великолепно. Потом их перерезали.
Соперник Святополка Ярослав тоже пришел с чужаками, то есть с варягами. И тоже варягам очень понравилось в Киеве. «Роль одних чужеземцев, поляков, — замечает Костомаров, — сменилась ролью других, варягов — шведов. Это было время, когда скандинавы, просветившись христианством, начали показывать энергическую деятельность в новой сфере; охота странствовать по свету для разбоев заменилась несколько более законным способом — стали наниматься в военную службу греческих императоров. Явились собственно так называемые варенги, или варяги; они во множестве проходили через Русь по Днепру. Киев был их временным пристанищем. Тогда князья нашли удобным приглашать их, и вот они, так же, как и в Греции, у нас являются с тем же значением наемного сословия». Долго, впрочем, эти варяги тоже не задержались: Ярослав их сплавил в Константинополь, послав одновременно письмо императору, чтобы в одном месте этих наемников не держал, а развел по разным городам, иначе устроят бузу. Так что видно, что иноземцы в Киеве были явлением обычным, но значительный перевес вооруженных иноземцев над княжеской дружиной не дозволялся. Власть ведь нужно держать в безопасности, чтобы никто ее перехватить не смог! На норманнское вмешательство в киевскую политику ученый отвел 70 лет. Но на самом ли деле этому влиянию было всего 70 лет? Если считать, что его конец пришел с утверждением Ярослава, то начало нужно искать в правления предыдущие. Без учета легендарного Рюрика, не менее легендарного Олега и Игоря, считая только от Ольги, реально существовавшего исторического персонажа, Святослава и Владимира, всяко выходит куда как более этих 70 лет. Откуда взял Костомаров эту цифру? Бог весть.