Вследствие этих ответов бояре спросили у Мерика: какие товары английские гости повезут в Персию? Какие будут там покупать и где им этими товарами торговать — в Московском ли государстве или возить за море? Какая прибыль будет от того государевой казне и какую пошлину станут платить или сколько денег дадут в казну? Мерик отвечал, что англичане будут привозить в Персию сукна, ефимки, олово сухое и другие английские товары, а в Персии покупать шелк сырой, краски, ревень, кисеи, миткали, дороги камки, а те товары, которые привозили в Московское государство, и вперед будут провозить, дороги эти товары не будут». Бояре сказали: «Это так, но какая прибыль казне государевой, потому что торговля будет в Персии?» Мерик отвечал: «Если царское величество велит устроить торговым людям иных государств съезд и торг в Астрахани, то в таможенной пошлине будет прибыль большая». Бояре спросили: «Какую пошлину английские гости будут платить?» Мерик отвечал: «Об этом мне не наказано. А если вы, бояре, думаете, что от нашей торговли с Персиею государевой казне и людям убыток будет, то я и говорить об этом перестану, король мой убытка государю и его людям не желает».
Таким образом, вопрос о пошлине разом остановил все дело, ибо англичане надеялись беспошлинно провозить свои товары в Персию. Начали говорить о других делах; на жалобу Мерика, что новые деньги делаются легче весом, бояре отвечали: «После царя Феодора Ивановича в Московском государстве учинилась смута, многое разоренье и земли запустение, царская казна разграблена, а служивых людей умножилось, и жалованья дать нечего; государи христианские пограничные помощи не подали; так поневоле деньги стали делать легче, чтоб государство было чем построить и служивых людей пожаловать, да и не новое то дело: во многих государствах то бывало в воинское время, не только золотые или деньги бывали дороже или легче прежнего, во многих государствах торговали медными или кожаными деньгами, и теперь медными деньгами торгуют мало не везде: а как скоро которое государство поисправится, то опять и деньги поправляются, а укоризны в том нет никакой. Английские гости всякие товары стали продавать дороже прежнего: при прежних государях продавали золоченое серебро в деле гривенку но три рубля, а белое и без четверти, а теперь продают гривенку по пяти рублей и больше, а серебро в сосудах провозят не самое чистое, мешанное с медью, также и сукна привозят перед прежним хуже, поставы меньше, короче и уже и в мочке сукон убывает много, а ценою дороже перед прежним мало не в полтора раза, да и не одни английские гости в Московское государство приезжают, торгуют и других земель торговые люди, но они убытков себе в деньгах никаких не сказывают». Мерик отвечал: «Голову свою дам и честь свою отложу, если серебро хуже старого; а об сукнах от короля крепкий заказ: велено сукна делать добрые и поставы по прежней мере, король не хочет обманом жить». Насчет приема в службу английских прикащиков и слуг бояре отвечали: «У нас иноземцев в царскую службу неволею не берут, силою никого не женят и в Московском государстве неволею не оставляют никого; а кто царскому величеству бьет челом в службу, таких великий государь не оскорбляет, ко всяким иноземцам милость свою показывает и от своего царского жалованья не отгоняет. А вот при царе Борисе Федоровиче были посланы в Английскую землю для науки молодые дети боярские, и они там задержаны неволею, а Никифор Алферьев и от веры нашей православной отступил и, неведомо, по какой прелести, в попы стал; король бы непременно их прислал, чтоб братской дружбе и любви нарушенья не было». Мерик отвечал, что один из них умер уже, двое — в Индии: как приедут, так их пришлют, а Никифор объявил, что он ехать в Москву не хочет, неволею же послать король не произволил. «Да и говорить теперь об этом нечего, — прибавил Мерик, — со мною об этом деле не наказано». Мерик просил, чтоб к английским гостям был назначен особый попечитель из бояр: на это ему отвечали, что ведают и будут ведать английских гостей в одном Посольском приказе, а о делах их будут доносить царю думные посольские дьяки. Мерик просил, чтоб государь отдал назад 20000 рублей, присланные ему королем на вспоможенье против поляков, просил на том основании, что король нуждается в деньгах, должен помогать зятю своему Фридриху Пфальцскому, королю богемскому. Деньги отдали. От пустых земель, выпрошенных прежде Мериком, теперь он сам отказался: «Королевское величество решил, что в чужой земле пашню пахать неприлично».
Отделались от англичан; явились французы с теми же требованиями. Еще в 1615 году царь отправил во Францию посланников — Ивана Кондырева и подьячего Неверова с объявлением о своем восшествии на престол и с просьбою о помощи против поляков и шведов: «Послали мы к вам, брату нашему, — говорилось в царской грамоте, — наше государство обвестить, Сигизмунда короля и шведских, прежнего и нынешнего, королей неправды объявить. А вы, брат наш любительный, великий государь Людвиг король, нам бы, великому государю, способствовал, где будет тебе можно». Понятно, что Людвиг XIII ничем не способствовал. Но осенью 1629 года приехал в Москву в первый раз французский посол Людвиг Деганс (Де-Гэ Курменен). По царскому указу новгородский воевода послал навстречу к нему пристава Окунева с лошадью. Пристав хотел ехать по правую сторону посла, но тот с левой стороны не поехал и не трогался с того места, где встреча была; пристав ему говорил, что у государя бывают турские, персидские, немецкие и другие послы и по левую сторону ездят; француз отвечал, что Турция, Персия, Крым — земли не христианские, а его король христианский и потому ему по левую сторону не ехать, у него о том от короля приказ. Пристав ему говорил: для чего он об этом прежде не объявил до въезда в землю государеву? Посол отвечал, что он русского обычая не знает, потому и не писал, и хотел ехать назад в Юрьев Ливонский, с той лошади сошел, которую прислал ему воевода, подводу, на которой ехал, покинул, стал в телегах да и говорит, что ему учинен позор и он за свой позор смерть примет. Ему говорили, что из государевой земли без государева указа его не отпустят; он отвечал: «Если меня назад и не отпустят, то я буду стоять, корм и питье стану покупать на свои деньги, а с левой стороны не поеду», и стоял до вечера. Наконец француз придумал средство: пусть едут два пристава: один — по левую, а другой — по правую сторону, а он — в середине; Окунев, посоветовавшись с псковским архиепископом, согласился, сам ехал по правую сторону посла, а по левую ехал один сын боярский в виде пристава. Окунев доносил, что французы, едучи дорогою, государевым людям чинили насильства и обиды, посол их не унимал, а пристава не слушались.
Приехавши в Москву, посол бил челом, чтоб государь велел ему давать вина французского да рейнского, а что им идет государева жалованья, питья, и они к тому питью не привычны, да бил челом еще об уксусе. Вина и уксусу дали. Потом он стал требовать, чтоб на представлении государю ему быть при сабле, и Кондырев пред его королем был в сабле; чтоб, изговоря царского величества титул, речь говорить ему в шляпе; наконец, чтоб дали ему возок. Во всем этом отказали. В ответе бояре прежде всего начали говорить, что титул царский в королевской грамоте не сполна написан. Посол отвечал: «У государя моего в государстве повелось изначала, что он ко всем великим государям в грамотах своих имен и титулов не пишет, также и своего королевского имени и титула не пишет, и новостей вводить нельзя». Бояре сказали: «Отчего же с Кондыревым прислана грамота и в ней царское именованье написано сполна?» Посол отвечал, что король велел это сделать по просьбе Кондырева: «Если так писать, как государев титул говорят, то в титуле написаны многие места, всего нам и не упомнить». Бояре говорили, что до сих пор такого образца не бывало ни от которых государей. Посол отвечал: «Если угодно, то государь его вперед царское именование и титул велит описывать, в том он клянется именем божиим и королевскою головою». Когда кончились споры о титуле, то посол объявил статьи: 1) король хочет с царем быть в крепкой дружбе и любви, что царю годно в его государстве, товары или какая сила, то король ни за что не стоит. 2) Торговля подданных обеих сторон без явки и без пошлины. 3) У французских купцов в Московском государстве вольности не отнимать и взаперти не держать: держать им священников и учителей своей веры; быть у них начальному человеку и ведать их во всем. 4) Есть в их странах дом австрийский, в нем князь особый (король испанский), цесарю друг и цесарева рода, и с польским королем они стоят заодно, помощь чинят немалую; королю французскому тот австрийский князь недруг, а царю недруг польский король; прибыль себе те князья получают от того, что посылают торговать в восточную землю, и тем польскому королю помогают; так если царь с французским королем будет в дружбе и любви, торговлю велит францужанам в Московском государстве дать повольную, то государь его станет австрийский дом теснить и торговлю их восточную отнимет, у них силы убудет и польскому королю помогать перестанут. 5) Царское величество позволил бы францужанам ездить в Персию чрез свое государство; от того царю и его подданным будет прибыль большая: англичане, голландцы и брабантцы покупают товары во Французской земле, в Московском государстве продают их дорогою ценою и товары привозят обычные, а францужане станут товары привозить самые добрые и продавать по своей прямой цене. Царское величество — глава и начальник над восточною страною и над греческою верою, а Лудовик король французский — начальник в полуденной стране, и когда царь будет с королем в дружбе, любви и соединенье, то у царских недругов много силы убудет: цесарь римский с литовским королем заодно, а царю с королем французским потому же надобно быть в дружбе и на недругов стоять заодно. Французский король турскому султану друг; зная, что царскому величеству турский султан друг, а над православною христианскою греческою верою царское величество начальник, зная это, король наказал послам своим в Царе-граде, чтоб они русским людям и грекам, которые при них будут, в Царе-граде во всяких делах помогали. Такие великие государи — король французский и царское величество везде славны, других таких великих и сильных государей нет, и подданные их все люди во всем им послушны; не так, как англичане и брабантцы делают все по своему хотенью, что есть дешевых товаров, скупят в Испанской земле, да русским людям и продают дорогою ценою, а францужане будут продавать все дешево. Бояре отвечали отказом в беспошлинной и в персидской торговле, говоря, что французы могут покупать персидские товары у русских купцов, кроме заповедных — белого шелка сырого и селитры; отказали и в учителях веры для французов, потому что у других иноземцев таких нет в Москве, хотя посол и утверждал, что в Париже 12 церквей греческих и у французов обычай бывать у отца духовного по четыре раза в год, так без отцов духовных быть им нельзя. Таким образом, Курменен уехал, не добившись ничего нового.